Мы сникли. Ругаться было бесполезно.
Пер Михаил разлил оставшееся вино, при этом Пер Иоаким отказался пить даже воду.
Нет-нет, мы выдавали результаты своей внутренней рефлексии:
– Но ведь мы же сколько раз их подзывали, уточняли?
– Да, говорила, что все готовится. В чем же дело тогда?
– Может, действительно не понимает по-французски? Кто она-итальянка, что не совсем понимает по-французски? В целом, похожа.
Тут вышел из состояния внутреннего анализа Пер Иоаким и повернувшись ко мне сказал:
– Если бы я не был священником, то я бы ее побил.
Я перевел взгляд на Пер Михаила, наверное искал для себя объяснение или оправдание этим словам. Но тот, видимо не понял смысла произнесенного.
Пер Иоаким потребовал перевести ему.
Выслушав, Пер Михаил вскинул голову на Пер Иоакима и звонко с удивлением спросил:
– Африка?!
– Да, – ответил товарищ и опустил голову. Но только на мгновение, снова вскинувшись, он продолжил:
– Да! А какое она имеет право так с людьми обращаться и разговаривать?
Мы ничего не отвечали, но как-то поняли, что надо срочно уходить отсюда, и я сказал:
– Пер Иоаким, пойдемте, там через дорогу еще одно заведение есть. Там что-нибудь возьмем Вам.
– Нет, я ничего не хочу!
Однако, мы зашли туда. Но по всей видимости, Пер Иоаким если и хотел есть, то уже это было вторично по отношению к настроению и общению за ужином. Обстановка здесь не впечатляла.
Посмотрев по сторонам, он сказал:
– Пойдем.
Что по-французски звучало как: On y va!
Это уже утвердительно и безоговорочно.
Мы двинулись вдоль улицы к метро.
– Ничего, Пер Иоаким, сейчас дома сделаем все, хорошо посидим.
Пер Михаиле схватил его за плечи и начал ободряюще трясти. Это подействовало. Он улыбнулся.
Нам как будто стало легче и мы ускорили шаг. Пер Михаиле начал о чем-то оживленно беседовать с другом на греческом, видимо, пытаясь его отвлечь.
Каждый по-своему и на своем языке, мы его ободряли как могли. Ему от этого, наверное некогда было печалиться, так что он снова развеселился. Но внутри оставался все еще какой-то серьезный, будто нес в себе что-то. Так мы и пришли домой.
На следующий день Пер Михаил уехал к себе в Маастрихт. Я проводил его до метро.
На прощание он сказал:
– Будь мудрым.
Я задумался.
По приезду, следующим утром, он отправил мне сообщение:
– Где Иоаким?
– Не знаю, я заходил к нему, но его не было. С утра не видел.
– Молись за него! Может быть, он к официантке поехал.
27.01.17
Солдаты в белых халатах
Владимир Синявский
Противочумные костюмы,
Перчатки, маски и очки…
На карантине мир, безумен!
Врачи на страже. Вопреки.
Страдания, тревоги, слёзы.
Болезнь коварна и слепа.
И жизнь как-будто бы в наркозе.
На похвалы толпа скупа.
Но смерть страшит, когда вдруг рядом.
Врачам теперь хвала и честь!
Надолго ли почёт, награды?
И лестных слов сейчас не счесть…
Но человек в халате белом —
Солдат, вся жизнь – с болезнью бой!
Он благородным занят делом
И в будний день, и в выходной.
Пройдет и эта пандемия,
И вирус будет побежден.
Но всех охватит амнезия:
Забудет мир, кем был спасён…
Между жизнью и смертью
Владимир Синявский
Люди в белых халатах,
Время битвы пришло!
Ваша цель – не зарплата,
Жизнь спасать – ремесло.
Не нужны здесь дебаты —
Страшен бал Сатаны!
Но как Света солдаты
Были Вы рождены.
Стёрлись лица и время,
Семьи снятся в ночи.
У постели больного
Погибают врачи.
Дни ползут бесконечно.
Скрыт усталости след.
Врач с улыбкой сердечной,
Сквозь горячечный бред,
Снова видит в палатах
Умоляющий взгляд.
Кровь и пот на халатах,
И «ни шагу назад»!
Между жизнью и смертью…
Не с огнём и мечом,
А с уменьем и честью
Тот, кто смог быть врачом!
Облака краснеют кремом
Александр Кузнецов
Облака краснеют кремом,
На траве туман сгустился.
Шаром огненным, рутинным,
Солнце за горой спустилось.
Догорал, за речкой жёлтый,
Незатейливый закат.
Ночь тихонько в небе звёздном,
Выходило на парад.
Я и сам заметил в тучах,
Месяц маленьким ребёнком,
Шапку набок нахлобучив,
Выползал гулять спросонок.
Под вечным древом сидит старик
Читать дальше