– А все-таки добрый, отходчивый человек этот Чумодрылов, – говорил Ерошкин, укладываясь спать. – Хуже того, – душевный он человек! Я, видишь, сегодня ему в нос вцепился, полфизиономии, считай, разодрал, – а он ко мне со всем уважением, и простил, и заказ дал. Побольше бы таких людей, и жизнь, Элеонорочка, была бы неописуемая…
– Давай спать, котик, – зевнула Элеонора Махмудовна, поуютнее устраиваясь под одеялом. Уже засыпая, подумала:
– А вот было бы дело, если бы Шпингалевич не дал мне запасных пуговиц… И Чумодрылов, однако, неосторожен… Надо бы ему сказать завтра… завтра…
Тихо стало в писательской квартире.
Кот Мурзарий неслышно спрыгнул со спинки кресла, сладко потянулся, и ушел спать на кухню.
Равнодушие, господа, – страшная сила. Прямо мозги вскипают, когда видишь сегодня равнодушие населения людей! Раньше такого не было. Загулял мужик – его сразу в партком! Теща из домкома не вылезала. Жена – из профкома. С мужика снимали стружку, от него оставался один скелет в трусах, и с тех пор он гулял только дома.
Сейчас – не то.
На днях вижу – двое дерутся. Подошел поближе, желая рассмотреть факт получше, и был избит обеими дерущимися сторонами. По лицу. И что интересно: сразу после этого дерущиеся стороны куда-то испарились! Думаю, они и дрались только для того, чтобы меня побить. И вот в полиции меня спрашивают:
– Опознать дравшихся сможете?
Нашли дурака! Конечно, я их физиономии на всю жизнь запомнил. Но мало ли что… Решил их не опознавать. А на полицию написал жалобу. За равнодушие к предмету рукоприкладства. То есть, ко мне.
Из полиции вышел, стою на остановке. Вижу, старичок какой-то бодрый дорогу перебегает. Машины на него несутся, а он кренделя по проезжей части выписывает! Долавировал старичок до середины улицы, и остановился. Дальше, значит, идти опасается. И никто ему не помогает! Я специально сорок минут наблюдал: ни одна сволочь старичку руку не подала, через дорогу не перевела! Равнодушный, черствый у нас народ! Только я один старичка и пожалел.
Тут мой троллейбус подошел. И я уехал.
Еду и размышляю на предмет человеческого свинства. Потом одно место освободилось, и какая-то нахальная старушка на это место коршуном кинулась. Обидно мне стало, что есть еще среди нас такие невоспитанные старушки. И я ее опередил. Сам сел. Принципиально.
Сижу, возмущенный всеми фибрами души. А бабка надо мной нависает, и прямо взглядом буравит, анаконда! И шипит еще что-то.
– Ну, – думаю, – шипи-шипи, гюрза! А я все равно имею полное право сидеть.
От возмущения даже свою остановку проехал! Все-таки тяжело быть принципиальным человеком!
Стал я из салона выдираться, а впереди – эта старинная пассажирка шкандыбает, дорогу мне перекрывает. Подтолкнул я ее слега, для скорости. А она – раз! – и в заднем проходе растопырилась! Лежит, и не дает людям выйти! Я ей культурно говорю:
– Вы бы, бабушка, отползли куда-нибудь, а то, неровен час, наступят на вас какие-нибудь равнодушные люди. Еще задавят, не дай Бог!
А бабка – ни с места. Пришлось через нее у перепрыгивать. Чуть сам не упал. Вышел из троллейбуса, и смотрю, – бабульке никто не помогает. Так и наблюдал, пока она сама со ступенек не сползла. И на остановке разлеглась, как барыня. Я прямо все свои дела бросил, стою, смотрю, – кто бабушку с асфальта поднимет? Полчаса наблюдал, – ни одна собака внимания не проявила! Потом, правда, две женщины подошли, старушку подняли, на лавочку ее усадили, воды ей принесли. И – ушли. Я прямо от возмущения чуть слюнкой не поперхнулся! Вот, думаю, какие бывают холодные люди! А старушке много ли надо? Ты с ней посиди, поговори, про внуков поспрашивай… Нет, подняли бабку у с земли – и дальше себе побежали! Спрашивается, откуда в нас это жлобство?!
Потом в магазин погулять зашел. Смотрю, мужик у какой-то дамы кошелек из сумочки вытягивает. И главное, ловко так! Я головой туда-сюда повертел. Думаю, хоть один человек предупредит эту несчастную, что у нее кошелек уводят? Куда там! Все заняты собой! На их глазах женщину невинную обворовывают, – а им хоть бы хны! Даже и не смотрят в сторону места преступления!
Десять минут я этот возмутительный процесс наблюдал, Уже и воришка с кошельком убежал, – а никто этого факта преступления в упор не увидел. И я этой ограбленной женщине вежливо говорю:
– Мадам, я дико извиняюсь, но у вас минут десять тому назад поперли кошелек. Я сам видел!
– Что же ты раньше молчал, козел?! – вместо благодарности кричит эта дама. – А может, ты тоже жулик? А может, ты с тем ворюгой заодно? Полиция!!!
Читать дальше