Жесуй Бесдеполь - Красное небо

– Ну зачем? – не отступает юноша. – Вот зачем, а? Чего оно тебе далось-то? Тьфу! Плюнула б, да и все!

Комсомолка с удивлением взглядывает на незнакомца. Его слова попадают в самую точку и самым неожиданным образом, что и заставляет девушку отнестись к юноше с особой настороженностью.

– Много ты понимаешь, – буркает она тихонько, не сумев остаться безразличной, после случившегося.

– Пхех! – ударяет юноша себя легонько по затылку. – А… тьфу…

Махнув рукой, он идет к другой стороне обочины, уходит за машину, а после возвращается назад, держа в руке слегка потрепанную косынку и на ходу отряхивая ее от пыли.

Оливия сразу прячет глаза. Для нее вопрос этого простоватого водителя прозвучал совсем иначе, чем для него самого, и лишь теперь, когда молодой человек договаривает, становится окончательно ясно, каким именно смыслом пытался юноша наполнить свое обращение.

– Ну вот чего с ней стало б? – трясет он косынкой. – Да ничего б! А ты под колеса! Дура что ли?

– Сам ты дурак… – отговаривается девушка слабым, неуверенным голосом.

– Да ладно, не сердись ты, я ж так! Ну ты как, цела? – Юноша наклоняется и протягивает косынку, присматривается и вдруг застывает. – Погодь! Да это ж ты! Э… как ж тебя? Оля?

Пронзив водителя недовольным, сердитым взглядом, комсомолка отнимает свой галстук резким движением. Холодность и безразличность, овладевавшие ей с самого утра, еще во время разговора с Виолеттой стали пропадать, а теперь совсем исчезли. Чем ближе к финалу трагедии, тем живее реагирует ум, зачем-то снова просыпаются в нем эмоции, недовольство, страх, печаль и многие другие, и девушка уже не может их контролировать, не может оставаться такой же холодной.

И все же, отвечает она более или менее спокойно, выдохнув носом, но затем вернув себе контроль.

– Я не Оля.

– А! Да! – чешет юноша затылок, а сам довольно глупо, но очень дружелюбно улыбается. – Ты ж по-другому себя как-то называла, да? Помню, Настасья Федоровна мне говорила.

Упоминание этой женщины заставляет тут же вернуться с трудом подавленное недовольство.

– Вот и спроси у Настасьи Федоровны, – холодно отвечает комсомолка.

Впрочем, юноша не замечает в тоне неприязнь. Подняв к небу глаза, он задумывается, пока девушка идет к велосипеду.

– Как то же… слыхал же! Как-то оно… точно! Вспомнил! – радостно сообщает незнакомец.

Он быстро нагоняет девушку. А она уже как раз собирается наклониться за велосипедом, но юноша, таращась на нее простым взглядом, давая на своем лице читать все имеющиеся в голове мысли, улыбаясь, опережает комсомолку и наклоняется, чтобы поднять железного коня самостоятельно.

– Оливия! – отвечает он гордо, как ученик, неожиданно вспомнивший ответ, которого учительница добивалась от него уже минут пять кряду, и тут же, как все тот же ученик, он начинает сомневаться. – Так же? Или… нет… вроде, так… а?

Совершенно неожиданно, девушке приходится сдерживать усмешку, она пытается отвернуться, спрятать легкую улыбку, но юноша замечает. И вместо того, чтобы обидеться или оскорбиться, он с добрым и изумительно тупым выражением лица опять почесывает затылок.

– Гы! – хмыкает юноша.

Оливия почти начинает смеяться, но дальше улыбки дело не заходит. Стоит взглянуть на покривившееся колесо велосипеда, как сразу вспоминается и цель поездки. И настроение тут же вновь становится хмурым и серым, и комсомолка, вздохнув, мгновенно теряет улыбку.

Незнакомец это замечает, и с его лица забавная улыбка тоже исчезает почти мгновенно.

– Да ты чего? – смотрит он то на девушку, то на велосипед, а потом шутливо толкает в плечо. – Да сейчас починим!

Комсомолка застывает, не зная, обижаться ли на такую простоту, смеяться над ней, сочувствовать или завидовать, а вот юноша не видит ни единого повода беспокоиться и, отведя велосипед к машине, начинает выправлять колесо, зажав его бедрами.

– А ну-ка, вон там придержи, – указывает он. – Ногой припри, да и все.

Колесо быстро выправляется, но незнакомец тут же замечает другую проблему, хмурится и объясняет, что нужно поправить цепь.

– Она у тебя слетать будет, как пить дать.

И тут же, не спрашивая разрешения, юноша принимается чинить цепь, достав из машины плоскогубцы, грязную тряпку и какую-то баночку, всю измазанную черными отпечатками.

Глядя за его работой, комсомолка не сдерживается.

– А откуда ты меня знаешь?

– Да как же? – откликается юноша мгновенно. – Мы ж в одной школе учились! Ой, погодь, а ты еще учишься, видать?