Серафим Попов - Татуировки. Точка невозврата

– А, Херубино! Пришел-таки! Ну иди, поешь.

Рабочие раздвинулись, давая место Тарантино за столом. Он не ел ничего целый день, кроме двух поданных ему апельсинов, поэтому он набросился на хлеб с сыром, как голодный скворчонок. Гвидо налил ему стакан вина – пей, Херубино!

Тарантино посмотрел на Гвидо, но отказаться не посмел и жадно выпил целый стакан до дна. Алкоголь, сыр, хлеб, усталость – все вместе перемешались в маленьком теле Тарантино, глаза его стали слипаться, и он уснул прямо за столом, положив свою ангельскую голову на плечо Гвидо. Тот грубо засмеялся:

– Устала, детка! Спать пора! Гвидо курил вонючие сигареты, но и это не мешало Тарантино сладко спать.

Гвидо поднялся, взял на руки уснувшего мальчонка и сказал:

– Ну мы пошли спать, – и подмигнул своим товарищам.

Его провожали смех и грубые замечания типа:

– Не убей Херувимчика, Гвидо! И нам оставь побаловаться! Смотри какой пупсик – спит как девчонка!

Гвидо тащил свою жертву в комнату, расположенную в том же доме, где стояла его кровать и был умывальник. Вещей у него почти не было, кроме полотенца, мыла и дополнительных штанов и рубахи. Он положил Тарантино на кровать и снял с него всю одежду. Его хрупкое, детское, ещё по-щенячьи чуть округлое мягкое тело было молочно-белого цвета, а кудри рассыпались по лицу ещё такому нежному, покрытому, как персик, мягким пушком, и Гвидо провел своей грубой рукой по его личику ангела, словно сошедшего с Итальянских церковных фресок.

Нагое тело Тарантино с неповторимыми изгибами было настолько притягательно, что Тарантино, обнажив свое не раз испытанное в бою личное мужское оружие, уже затвердевшее от желания, не смог более противиться.

Проститутки порта были дорогим удовольствием, да и их дебелые, дрожащие от жира гузки были не так притягательны, как это пленительное тело мальчика-херувимчика. Да и любой мужчина чувствует себя более свободно и естественно со своим полом – здесь всё понятно – чем с этим дьявольским женским племенем.

Он подумал немного и смазал Тарантино попочку – розовую и кругленькую – оливковым маслом, стоящим на тумбочке, которое Гвидо использовал для своих волос, сооружая по утру незамысловатую прическу перед отколотым зеркалом, висевшим над умывальником.

Мальчик крепко спал, устав за день и находясь еще под влиянием алкоголя, выключившим его сознание, как электрический переключатель. Гвидо ввел свое оружие осторожно в нетронутый канал Херувимо, зажав ему рукой рот на всякий случай. Мальчик проснулся, но чувствуя тяжелое тело Гвидо, навалившееся на него и не в силах закричать, так как сильная рука зажимала ему рот, он решил покориться и, превозмогая пульсирующую боль, нарастающую с каждым движением Гвидо вперед и отступающую, когда тот приостанавливал свою атаку, утомившись, он решил покориться судьбе, и больше не сопротивлялся.

Пытка продолжалась только двенадцать минут, но результаты этой ночи повлияли на всю дальнейшую жизнь Тарантино. Хотя его круглая задница на следующее утро болела, и когда тот пошел в туалет, оттуда показалась кровь, он не испытал ни ненависти ни злобы к Гвидо, зная, что такие действия мужчин, живущих вне семьи и не делящих свою кровать с женщинами, не являются чем-то неестественным и существуют веками и в армии царей, и в армии богов – монастырях.

Гомосексуализм был частью мужской жизни еще со времен Александра Македонского, проводившего свою жизнь в постелях как мужчин, так и женщин, в зависимости от рода своей деятельности – на войне его внимание было сосредоточено больше на окружающих полководца мужчинах, а в короткие перерывы между захватами чужих территорий, его внимания удостаивались и женщины.

Римляне взяли от греков философию, понятие о демократии и свободное отношение между полами. Помпеи были хорошим примером города, созданного специально для свободной любви во всех ее проявлениях.

На следующее утро все в порту знали, что появился новый гей – как его нежно называют итальянцы – феминелла. Тарантино осыпали вниманием рабочие и грузчики, а он чувствовал себя очень, даже очень хорошо в своей новой роли портовой феминеллы.

Гвидо стал его патроном, кормил Тарантино, одевал его, делал подарки, покупал лучшие сладости, и за это требовал только двенадцатиминутный ритуал вечером, да и то не каждый день, потому что Тарантино научился говорить «нет», томно ссылаясь на головную боль или усталость ото дня, проводимого в безделье и неге.