Андрей Киров - Тёмные воды

«Ты не пожалеешь!» – подбодрила она и мягко и нежно впилась зубами в мою шею. Я так реально прибалдел: всё оставшееся время сеанса просидел как в тумане. Эти вампирские клыки я тоже тогда увидел в первый раз, она мне показала, прежде чем погрузиться в расслабляющую душу и тело нирвану.

И всё началось – наши головокружительные отношения в этом кинотеатре на просмотре глупого, если разобраться по существу, фильма, но чувство к девушке в моей душе уже начало зарождаться, ещё когда мы на вертолете пролетели почти над самым жерлом вулкана в тот момент, когда вместе с пеплом этот грозный природный исполин выплюнул груду массивных камней, и один чуть не попал в хвост вертолета, и я инстинктивно, тогда в первый раз сжал её руку, привлёк к себе и прошептал на ушко, чтобы она не волновалась, всё будет о'кей, хотя один нервный господин заместитель продюсера, как мне потом сказала Амалия, не выдержал, психанул, заметив, что огромный булыжник, выброшенный вулканом, летит прямо в верто-крылую машину, с криком « караул!» выпрыгнул из вертолёта.

Все эти фрагменты пронеслись в голове, когда я сошёл у этого кинотеатра.

Помню, когда мы вышли после сеанса, уже было темно, и всё мне тогда казалось новым, ярким и преувеличенным; чувства обострились, я словно был под утончённым, неизвестным доселе медицине кайфом: и ночь, словно сгустившийся бархат наброшенный на плечи, осторожно прикасаясь ко мне, казалась загадочной и томительно – нежной, и звёзды в небе крупнее и гуще, и даже я видел новые без всякого телескопа, и не только отдельные звезды, но и целые галактические образования, разноцветные и разнообразных форм, как на увеличенной голографической карточке. Усилились ночные запахи и ароматы. Помню, когда пересекли улицу наискосок и не по зебре, проехал автомобиль и пахнул бензином, и этот запах мне так понравился, что я чуть не крикнул водителю какой он классный чувак, развернись, прокатись обратно, я еще нюхну бензинового кайфа, а моя девчонка, которую я обнимал за талию, прижав к себе, засмеялась: « Милый, люби меня и ты будешь счастлив!» Таких уверенных аннотаций я ещё ни от одной до этого более- менее знакомой женщины – мне не доводилось – чтобы так уверенно говорили, все только и ждали, чтобы я сам сказал чего- нибудь в этом ракурсе (плане). Но ещё больше ждали, чтобы дал в денежных знаках хотя их уже успешно перевели в виртуально- биткоиновую программу… И когда мы шли по улице, освещенной фонарями и рекламными неоновыми огнями из стеклянных витрин магазинов – на улице не было ни души – и мне начало казаться что уж больно мне стало хорошо, так в реальности не бывает, я её спросил: " Ты много у меня крови-то выпила? Что-то я себя чувствую как-то необычно! Прямо как крылья у меня растут, сейчас взмахну ими, улечу в ночное небо навстречу звездам!»

Она засмеялась:

«Это кино, что ли на тебя так повлияло?»

«Нет, моя радость, это ты так на меня влияешь! У меня такое чувство что я тебя знаю 150 тысяч лет! Сейчас, если чего захочешь, я могу для тебя сделать! Звёзд стрясу с неба, прыгну с крыши вот того небоскрёба!»

«Да здесь нет никаких небоскребов, милый!»

«Всё равно спрыгну!» Вот в каком я был тогда экстазе, а сейчас моя девочка томилась в земле, а меня не было рядом! Хуже того, я собирался поступить как малодушный мозгляк, бросив её решать самой свои недетские проблемы!

Все эти грустные картинки из прошлого, какие нам любит подсовывать наше подсознание иногда совсем не к месту, пришли мне когда я уже шагал через стеклянно – компьютерный диснейленд, созданный на месте бывшего парка отдыха. Вокруг, прямо в пространстве, происходили виртуально- компьютерные битвы, какими управляли из кабинок юные и, не очень чтобы, носители пластмассовых матриц под черепом. Вышел к террасе, выложенной терракотовыми тёмно-серыми плитами, нависшей прямо над крутым склоном, спускающимся к пляжу из мелкозернистого светлого песка, местами заросшего кустами ивняка и растениями с широкими мягкими листьями, кучкующимися густыми пятнами по всей полосе пляжа, растянувшегося на километр с гаком от моста до заброшенной трикотажной фабрики имени Гваделупа фон Бишопа, основанной бельгийским фабрикантом ещё в позапрошлом веке, на которой работала мотальщицей нервов ещё моя прабабушка. Они – работницы, наматывали эти нервы с обритых голов супервайзеров на автоматические катушки, расставленные по всему цеху в шахматном порядке. Спустился справа по едва заметной тропинке, – кто про неё не знает тот вообще не заметит, – и пройдя метров двести, нырнув в просвет между кустами, оказался на пляжном пятачке, закрытом с трех сторон густой, буйной, высокой, прибрежной растительностью: это был наш с Антуанеттой пляжный уголок, где мы, укрытые от посторонних взглядов, купались, загорали и занимались любовью, если была к тому охота, а она чаще всего и была при условии, конечно когда это местечко было свободно, и из воды, прямо с самой середины реки, где была самая глубокая глубина, не торчали перископы подводных лодок, наблюдающие за загорающими- купающимися, в основном за девушками и женщинами, которые постройнее и посимпатичнее, когда такие присутствовали на пляже, особенно в укромных, как этот, местечках, и загорали голышом: перископы прямо все торчали в сторону таких дам… Кстати, моя малышка тоже любила нежиться на песке в неглиже, в тени ивовых кустарников (на солнце-то ей нельзя было загорать; слишком её бледно-молочная кожа болезненно реагировала на солнечный перманент – сразу могла сгореть, даже солнцезащитный крем не помогал, а я её предупреждал, что зря мы его купили, если ты – вампирелла, то любой крем от солнца для таких изысканных девушек, как ты, всё равно что мертвому компресс из верблюжьей шерсти на пятки…