Сергей Самсошко - Влажная цитата

А я, вот, не стану здесь никогда заядлым рыбаком. В том смысле, что рыбалка меня уже давно не волнует. Я уж об этом говорил и ещё раз повторюсь, с возрастом приоритеты меняются. Самое главное, что меня успокоил врач, касаемо моей кровавой мокроты и горящих губ. Он сказал, что при пневмонии это нормально. А тут ещё переводят на амбулаторное лечение, что должно дать мне достаточно времени, разумеется, при моих физических силах, которые явно подорвались, пока я лежал с высокой температурой и боролся с ковидом. Всего каких-то пятнадцать процентов заражаемости, но сколько антибиотиков в меня влили, и, сколько мороки перетерпеть пришлось.

Ага, ищем высокую поэтическую мысль. Ищем, ищем, но никак не находим. Где она здесь? Видимо, больничная атмосфера не располагает к воспеванию женщин. Хотя, их здесь весьма много. Почти столько же, сколько и мужчин. Какие из них замужние, а какие женаты, тоже приходится разбираться. Так, сразу, не определишь. Вроде все красивые, все подтянутые, все немного больные и вялые в глазах мужчины. А те, соответственно, гораздо бодрее, почему-то, выглядят. Возможно потому, что хотят поскорее выписаться и пойти на работу.

Женатых мужчин в больнице очень много. Это сразу видно по тому, как им часто звонят жёны и спрашивают каждую мелочь, вплоть до того, сколько спали, куда положить еду, что передать ещё, и так далее… Мне бы такой заботы сейчас очень не хватало. Вместо этого обо мне заботится врач и медсёстры. И сестра-хозяйка, которая даёт ключ от душа, чтобы я мог помыться. Вот, если бы перевод меня в другое отделение сопровождался быстрым походом в магазин, я был бы весьма счастлив, поскольку смог бы купить себе каких-нибудь вкусностей, о которых уже давно думаю.

Ну вот, завтра меня переводят на амбулаторное лечение. То есть, как мне в самом начале объяснили, это реабилитационный центр, в котором я буду долечиваться, поскольку ковид – это инффекционное заболевание, требующее особого положения. Пишу, не как врач, а как пациент, мало понимающий в болячках. И, если мне повезёт, то дописать роман я смогу полностью, уже лёжа в другом отделении. Надеюсь, что и кормить там будут лучше, чем здесь. Тут совсем пустая еда. Почти не замечаю, что я там кушаю. На завтрак попросил вторую порцию омлета, хоть какой-то питательный элемент.

Я понял, кстати, как работают писатели-сатирики, они описывают всякие бытовые мелочи с точки зрения своей весёлости. Я же более задумчивый, если подумать, если увидеть во мне эту задумчивость. Вот, только я не могу понять, зачем писатели-сатирики пишут свою автобиографию. Ну, допустим, им сказали это сделать, написать о том, как они родились и, как стали писать юмористические рассказы. А дальше, всё не столь имеет большое значение, ведь какая разница, где родился писатель, как он вырос, и, чем страдал в детстве. Всё равно люди выяснят и сами об этом расскажут, ещё более правдивей и правдоподобней, нежели это сделает сам автор. Тот, конечно, приврёт, как обычно, или утаит самые важные и любопытные факты. Возможно, поэтому, я стараюсь не писать своей автобиографии. Уже и так понимаю. Что ничего путного из этого не выйдет. Хотя, если подумать, любая моя книга – это и есть обрывок моей биографии.

Близится обед, близится обед, в больнице нет другого удовольствия, как и в жизни вообще, чем обмереть под запах борща. Хотя, стоп, какой тут может быть борщ, если мы в больнице. Нет, здесь только диетическая еда. Однако и мясо в ней встречается и, часто, рыбные котлеты. Кстати, очень вкусные, я просто сравниваю с котлетами из трески. И чем больше я пишу сейчас о больничной еде, тем сильнее мне хочется кушать. Мне кажется, я бы сейчас съел целую тарелку жареной картошки, с тушёной капустой, и, как минимум, домашнюю котлету из фарша говядины. И всё это, обязательно, запить томатным сочком. Обожаю солёный томатный сок. А затем, конечно же, необходимо придумать, как сходить и выкурить сигарету. Здесь нельзя это делать.

Так, ну-с, теперь можно продолжить сказания о добре и зле. На полный желудок и рассказ легче появляется на свет. А что, если я не буду его дописывать? Ничего, видимо, это сможет сделать некто вместо меня. Впрочем, такого упрямого и скользкого, и плодовитого писателя, как я, вряд ли можно было бы отыскать на всём белом свете. К тому же, я стал весьма наглый. Я стал много на себя брать. Кричал, что могу написать любое произведение, в любом жанре, а на самом деле, мне едва удаётся написать вторую главу романа.

Да, и романы у меня, не то, чтобы полноценное что-то, ведь я пишу первое, что приходит мне на ум. А это может быть всё, что угодно. У меня постоянно в голове сумбур. Или эмоциональный интеллект, если хотите. С трудом представляю, как люди читают мои произведения. Первые из них, вообще, тяжело писались. Просто через какой-то немыслимый, напряжённый труд. Потом, как-то, легче стало мысли излагать.