Оксана Ивченко - Сферы равновесия - Вашему папе волк не нужен?

– Я согласна, но не все такие, половина просто выживают в скверных условиях, – мне то уж точно не нужны золото и слава, хочу просто тихо и мирно жить.

– Молодая ты еще, наивная.

Насчет наивности хотелось поспорить, я распрощалась с ней лет так пятнадцать назад.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– А мне сто сорок три, я многое уже повидал. Ты поживешь, ожесточишься.

– Нет! – вырвалось у меня твердое слово, на что глаза гнома потеплели.

– Буду рад, если ты окажешься права. Так что же заставило тебя уехать из дома? Я немного помолчала, не хотела первому встречному рассказывать о своих проблемах. Если честно, вообще хотелось закрыться от прошлого и забыть, но гном доверился человеку, не выгнал, а мог бы. Ведь судя по разговору, людей он терпеть не мог, нужно платить за добро, хотя бы поведав о себе.

– Ты действительно хочешь услышать мою историю? – спросила я.

– Почему нет? Надо же, как-то поддерживать беседу за ужином.

В этот момент дверь домика отворилась и на пороге появилась его маленькая, полненькая жена, она вынесла огромных размеров тарелку. За ней шли еще два гнома с такой же тарой. Оба они были очень похожи на Борга, только моложе и бороды коротко подстрижены. Еда в тарелках вкусно пахла, и от нее шел пар.

– А вот и ужин – пропела жена.

Старый гном закатал рукава льняной рубахи и стал потирать руки в ожидании. Как давно я не ела, и готова была отдать все за хорошую еду. Но когда увидела, что лежит в тарелке, к горлу подкатило. Пришлось прикрыть рот руками, чтобы никто не видел моей реакции. На тарелке горкой лежали большие жаренные белые гусеницы с маленькими черными глазками. Борг глянул на меня и ехидно заулыбался.

– Да ты пробуй, тебе понравится, у них вкус как у куропатки. С нами будут ужинать моя жена Лаурелья и мои братья Кварг и Сворг. А ты рассказывай свою историю и ешь.

Он потянулся за первой гусеницей и положил ее в рот. Зрелище было не очень приятное, мне показалось, что насекомое то ли пискнуло, то ли это был скрип упругого тельца на зубах. Его жена села рядом с ним, а его братья по обе стороны от меня. Я поежилась, плотнее завернулась в свой дорожный плащ, который украла у своего отчима, и взяла в руки гусеницу, покрутив, чтобы рассмотреть. Черные глазенки-бусинки тоже смотрели на меня, застыв неподвижно. Есть жертву массового личиночного геноцида не стала, надо морально подготовиться к такой трапезе.

– Меня зовут Ашанти. Отца я своего не знаю, он бросил маму, когда она была еще беременна мною. Чтобы не быть опозоренной, мама согласилась выйти замуж за одного мужчину. Он всем говорил, что я его дочь, а дома относился к нам, как к рабам. Мама не любила его, лишь надеялась, что станет легче жить не одной. Отчим оказался ужасным человеком, просто чудовищем. Постоянно избивал мою мать, а когда под руку попадалась я, то и мне доставалось. Взяв ее к себе, он продал мамин дом. Мы постоянно ходили в синяках, а соседи не вмешивались. Говорили мол, значит заслужили, бабы мужика слушаться должны. – Тут я остановила рассказ на несколько секунд, вспомнив те кошмарные времена, в этот момент и сама того не замечая, положила в рот насекомое. Когда поняла, что сделала, начала глазами искать кружку с квасом, которую принес Кварг, увидев схватила и быстро осушила ее. Жена лесного гнома хихикнула, но мигом затихла, когда Борг бросил на нее свой серьезный взгляд. На удивление, вкус у мяса был приятным и я, закрыв глаза, съела еще одну гусеничку, а затем продолжила рассказ.

– К собаке относятся лучше, чем он к нам: постоянно голодные, изнеможённые, бледные как умертвия. Я была чужая ему, он меня ненавидел и не разрешал спать в доме, сено в сарае служило кроватью. Иногда меня это радовало – уснуть под одной крышей со своим личным кошмаром было бы сложно. У Доуина, так его звали, был сын лет восемнадцати, который не давал мне покоя, распускал… – мой голос надорвался, – распускал свои лапы. Каждый день, когда мучитель не слышал, мама просила у меня прощения за то, что связалась с ним. А потом она умерла от истощения, когда мне было шестнадцать. Мама долго держалась, другая покинула бы этот мир гораздо раньше. Она от природы была сильная. И я поняла, что жизнь моя кончена. После смерти мамы, я осталась совсем одна. Издевательства стали все унизительнее, а его удары сильнее. Все мои попытки сбежать оказывались провальными, кроме последней. Его сын уехал в город, чтобы наняться в стражники, и я воспользовалась моментом и сбежала, – подробности побега решила опустить.