Светлана Прошельцева - Хорошо смеётся тот, кто смеётся

Но партийные боссы не учли капризной нижегородской погоды. В самый разгар манифестации хлынул проливной дождь, и гипсовый колосс, что называется, поплыл. Это была настоящая катастрофа.

Демонстрантов срочно завернули обратно — в свои родные заводы и фабрики. А Кикин и Невзоров стали ломать голову, что им делать с истекающим гипсовой кровью и слезами вождем. И ничего не могли придумать.

Выручил первый секретарь обкома партии Юлий Каганович, родной брат Лазаря Кагановича.

– Поступайте так, как вам подсказывает ваша партийная совесть, — сказал он.

А партийная совесть подсказала, что без помощи военных и взрывчатки не обойтись. Памятник накрыли шатром, а ночью взорвали. Уцелевшую, хотя и порядком оплывшую голову с усами дробили отбойными молотками. То, что осталось, вывезли тайно на свалку.

Но кто-то все-таки сообщил в НКВД. Кикина и Невзорова арестовали. Кикину припомнили, что его брат Василий был репрессирован. Попахивало высшей мерой наказания – расстрелом …

Но суда не было. Скульптора и его горкомовского куратора неожиданно выпустили. Видимо, посчитали, что «плачущий большевик» не украсил бы площадь Революции. Сам ли усатый вождь принял такое решение, или же просто побоялись ему сообщить, история умалчивает.

…А Невзоров с Кикиным с тех пор перестали здороваться и, завидев друг друга издали, переходили на другую сторону улицы.

Алексей Толстой и «Анна Каренина»

Перед Великой Отечественной войной Алексей Толстой жил на даче в Зименках, в Кстовском районе. Писатель пользовался большой популярностью. Однажды его привезли на завод «Гидромаш». После встречи с его коллективом, как водится, накрыли стол. Первый тост произнёс тогдашний секретарь обкома партии, Юлий Каганович.

— Мы все очень рады, что знаменитый писатель нашёл время, чтобы оторваться от писания своих великих произведений, таких, как «Война и мир» и «Анна Каренина», – сказал он.

Алексей Толстой за словом в карман не полез.

– Я написал еще и «Мертвые души», – уточнил писатель.

Мыла ему хватило надолго

Когда-то в Богородском районе был завод по производству хозяйственного мыла. Его выпускали здесь до 500 тонн в год. И в 1964 году огромную глыбу мыла привезли в Нижний Новгород, в мастерскую художника Михаила Холуёва. Директор предприятия лично попросил его сотворить из мыла бюст первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва. Видимо, полагал, что без мыла…

– Я не скульптор, а художник, – сказал Михаил Фёдорович. — Пишу в основном портреты.

Но директор не знал, чем отличается художник от ваятеля.

— Но ведь вы же в художественном училище преподаёте, – возразил он. – Значит, вам всё по силам. Изобразите, пожалуйста, нашего горячо любимого. И непременно с кукурузным початком.

И – уехал, оставив Холуёва в замешательстве. Он откровенно не знал, что делать с этим мылом.

Но вскоре оно пригодилось. Подхалимаж не состоялся. Буквально через несколько дней Хрущёва сместили со всех постов и отправили на пенсию. Мыло же осталось у Холуёва. Хватило его надолго.

Керженский мамонт

В декабре 1987 года Горьковский облисполком принял решение об организации Керженского государственного заповедника площадью 45 тысяч гектаров. Узнав об этом, в Горький приехал корреспондент Всесоюзного радио.

Добраться в поселок Рустай тогда было непросто. Радиокорреспондент решил прибегнуть к услугам авиаторов. И вылетел вместе с ними на «кукурузнике».

Летчики сбрасывали в тайгу брикеты прессованного сена для подкормки лосей.

— Да вот, понимаете, мамонта в тайге нашли, — пряча улыбку в густые усы, — сказал бортмеханик. — Его своим ходом перегоняют в зоопарк, в Москву, а мы его подкармливаем, чтобы в дороге не голодал.

Миша — так звали корреспондента — от волнения даже охрип.

— А можно в Рустае связаться с Москвой? – спросил он.

— Навряд ли, – огорчили его летчики.

Мише пришлось ждать возвращения в Горький. Глубокой ночью он позвонил из гостиницы в редакцию и передал сенсационную новость о гиганте, поросшем рыжей шерстью, который скоро объявится в столице. Ночной редактор запустил её в эфир в шесть утра по московскому времени. А в семь тридцать Миша уже был уволен.