Олег Ёлшин - Страна людей

В сумасшедшем городе сумасшедшие люди готовились к какому-то сумасшедшему, невероятному событию, которое в последние дни так волновало всех горожан. Особенно это ощущалось по возбуждению, которое царило на центральной площади. Сотни людей собрались здесь и теперь ждали феерического представления. Орлов тоже пришел сюда. Теперь они с Машкой были в курсе событий, но сегодня… Никто не представлял, что же произойдет сегодня! А на площади сновали вездеходы, люди в комбинезонах, закрепляя длинные тросы, готовились к походу на далекое, но столь желанное море, где маленький остров уже устал дожидаться своего памятника, и теперь пьедесталом готовился принять его и поставить, и возвысить, и увековечить. Памятник, как и полагается, уважающему себя, творению в день открытия, скрывался под огромной белой тканью. Сейчас это сооружение напоминало белое привидение высотой в тридцать метров, которое нависало над городом, корчась и кривляясь на ветру невероятными гримасами, совсем не пугая людей.

Орлов стоял посреди площади. Взирая на безумие происходящего, он как никто другой отдавал себе отчет в том, что в их городе скоро должно произойти. Думал об этом и никак не мог, отделаться от своих мыслей. Этот праздник был для него подобен Пиру на Розовом Облаке, которое почему-то, зависнув в небе, никак не хотело таять и растворяться. В городе не было электричества, не работали телефоны, некого было просить о помощи. Лето катилось к своему логическому завершению, а жизни безумных горожан к своему концу. Все было так очевидно! Ведь, не бывает чудес, не могут тысячи людей на голодном пайке в северной стране пережить холодную зиму без тепла и света, без питьевой воды, электричества! И ему вспомнилась надпись на табличке в магазине одежды: ”Ни в чем себе не отказывайте! Будьте красивыми”. И теперь он, стоя с Машей, смотрел по сторонам, и она тоже восторженно наблюдала, ничего не понимая. Поражала безудержная слаженность людей, которые, выполняя немыслимые команды, готовились свернуть горы или просто свернуть себе шеи под памятником посреди центральной площади. Но вот канаты напряглись, натянулись, и конструкция уже готова была двинуться с места. А толпа гомонила и, как на стадионе, болела за свою команду, которая теперь хотела победить все законы гравитации, все мыслимые и немыслимые правила, но, сдвинуться с места и пойти, понести многотонный постамент к цели, не уронив и не разрушив его. Тросы натянулись, степенные полиспасты в невероятном усилии, проворачивали их, толкая ношу свою, эту хрупкую мечту, с места. Но памятник оставался стоять, привязанный к временному причалу, кривляясь белыми немыслимыми рожами, и не двигался с места. И, о ужас! Вопреки всем расчетам и прогнозам Архитектора, он не шелохнулся, лишь раскачивался, собираясь упасть… Но, не падал. Так продолжалось минуту и другую, десять минут, уже целую вечность! И тут произошло чудо!

– Снова чудо, – подумал Орлов, – не много ли чудес?

Но чудо все-таки произошло. Тросы были натянуты, вибрируя трепетной тетивой, сотни людей, превозмогая невероятную тяжесть, впряглись, как бурлаки, как строители древних пирамид, прилагая невероятные усилия, чтобы, отдав самого себя, сдвинуть и пройти, и водрузить! Но все было тщетно! И тут… Большой человек, заметив такой непредвиденный казус, снял с себя пиджак… или скорее “смокинг” главного пивовара (теперь он ходил только в нем, в черном, благородном сюртуке), и отдал его обожаемой розовой помощнице – подруге жизни и жене пивовара. Главного пивовара города. Он подошел к памятнику. Руки его напряглись, шея набухла жилами, глаза выпучились, и теперь этот Большой человек вцепился в памятник, в конструкцию высотой тридцати метров, отдавая все богатырские силы и мощь. Наверное, всю свою жизнь он готовился к этому, ведь не зря же ему дана была такая силища. И, словно, прорвало. Вздох изумления пронесся по площади, огромная конструкция, до сих пор, сопротивляющаяся, словно, ждущая весомого и главного для нее аргумента, сдвинулась с места. Она раскачивалась из стороны в сторону, вибрировали тросы и полиспасты, создающие усилия, но главным усилием теперь был этот человек, который отдавал всего себя. И конструкция огромным парусником-кораблем, так долго, ожидавшим соития в гавань, помчалась по волнам городка, вернее, по его неровным улицам и переулкам. Она раскачивалась, но сильные руки увлекали ее за собой, тросы обвисли и бесполезными лохмотьями тащились позади, и только огромные руки придавали ей невероятное усилие и скорость. Толпа не могла угнаться, а огромный памятник летел по городу. Все напоминало олимпийскую гонку колоссов, только не было противников, победителей и проигравших; и зрителей не было, потому что все остались далеко позади. Только этот могучий человек и его тяжелая, как пушинка, ноша, на огромных катках-колесах, словно, божественная колесница, устремилась вперед, пока не достигла края моря!