Олег Ёлшин - Страна людей

– Он дышит? – спросила девушка.

– По-моему, да, – ответила лошадь.

– Это безумие, – подумал он. – Я болен. Смертельно болен.

Но было спокойно и хорошо, а еще эти глаза прекрасной неземной девушки и ее говорящей лошади. Глаза девушки были добрыми, удивленными и неземными. Больше он не помнил ничего. Не помнил, как погрузили в телегу, как долго его везли по улицам, потом уложили в теплую постель. Проснувшись, он снова увидел прекрасные глаза, девушка была рядом и беспокойно на него смотрела. А все остальное, прошлое и такое разумное, секунды и месяцы той жизни исчезли, словно растворились во сне. Оставались только эти глаза…

Так в нашем городке появился еще один житель. Еще один сумасшедший безумец, Музыкант!

Доктор обследовал пациента, пожалуй, первого за последние месяцы. Девушка с прекрасными, небесными, неземными глазами примчалась утром в клинику и попросила о помощи. И он с радостью последовал за ней – больных у него не было, кого ему лечить, он совсем не знал. А тут больной! Парень, лежащий в кровати, был почти здоров. Почти, потому что совсем недавно, только вчера, он появился в этом городе, еще не успев получить иммунитет безумия. Он был простужен, находился в депрессии, был утомлен. Но, эти юношеские глаза уже светились огнем, таким знакомым, и доктор верил в его скорое выздоровление. Он не стал прописывать лекарств, потому что лекарства не помогали, в них не было никакого смысла. Люди сами научились себя лечить от телесных недугов, они перешли на другой уровень сознания, тело их следовало за разумом и теперь лечило самого себя.

– Просто нужно немножко обезуметь и тогда этот парень станет совершенно здоровым, – подумал доктор.

– Бред какой-то! Неужели нужно смертельно заболеть, чтобы потом оказаться здоровым? Неужели это так необходимо?

Так думал Иван Степанович, выходя от больного. Водоворот событий, всецело поглотил его внимание, и теперь он с удовольствием бродил по улицам, растворяясь в суете безумия и хаоса. Было раннее утро. Троллейбусы, запряженные диковинными тягачами, сновали в разные стороны. Люди стояли на остановках, запрыгивали в них, торопясь на… Нет, не на работу, а по своим делам. Они не хотели опоздать к своим садам и оркестрам, полям зреющей пшеницы и к морю, конечно же, к своему морю! Они выскакивали из транспорта, смело забегали на проходную завода, а тот уже вовсю дымил совсем не серым дымом высоких труб. Лишь розоватое облачко поднималось, устремляясь на высоту чистого и голубого неба, где светило солнце и не могло, не хотело помешать такому рабочему дню. На проходной стоял всем знакомый и всеми любимый Петр Ильич. Он гостеприимно открывал двери в свои цеха, не требуя пропуска. Да, и не нужен был этот пропуск. И даже, если бы лошадь, самая обыкновенная, попыталась проникнуть в святая-святых – ее бы не остановили. Но, лошадь больше сюда не стремилась, поэтому оставалось поверить на слово. А трубы дымили, низвергая в чистое небо розовые облака. Там, на заводе, люди снова стоя у станков, вручную, без электричества обрабатывали какие-то детали и узлы для фантастических аппаратов “Зайки”, выпиливали что-то по чертежам Архитектора и тащили все это к чудо-арке.

– А ведь, ничего не изменилось, – подумал Иван Степанович. – Все, как и прежде – одни идут на проходную, другие спешат в магазины готовить еду для горожан, третьи, не забыв свои инструменты, торопятся на репетицию или на рыбалку – все равно, как называть. На пасеку или к полям, плантациям и фермам. Все было по-прежнему, но все стало совсем по-другому. Но, почему больше нет тех безумцев, которые прилипают к телевизорам, лежа на мягких диванах, или точат карандаши, не стремятся отомстить кому-то или отобрать последний кусок. Не напиваются с горя или на радостях? И даже Петр Ильич встал вахтером на своей проходной. Он подарил свой завод этим людям! Что помогло им избавиться от депрессии, и каких рецидивов оставалось ждать еще? Верить в этот райский исход, в чертов коммунизм, как в избавление от всех недугов, совсем не хотелось. Так было бы слишком просто. А он привык к неожиданным поворотам судьбы и осложнениям этой странной болезни. Знал одно – все это было лишь затишьем перед бурей. Бурей, которая, скрываясь в черной туче, уже месяц висела над границами городка, пока не решаясь войти сюда, и навести свой черный “порядок”. Сюда, на территорию безумия и безудержного сумасшедшего труда.

Он потратил немало времени для создания антивакцины, для избавления людей от тяжелейшего недуга. Он хотел вернуть им, подарив прошлую жизнь, привычную и нормальную… насколько может быть нормальным само понятие “нормальное”, и вдруг натолкнулся на неожиданную, непредсказуемую, потрясающую формулу. Оставалось сделать шаг, и все повернется вспять, все расставится по своим местам. Ведь не могут быть гениальными все и не могут творить чудеса. Дано это лишь избранным, немногим, прожившим не одну жизнь в стремлении к истине и правде, правде и бесконечности, и обязательно несчастным избранникам, изгоям и праведникам, сжигавшим жизни свои на алтаре безумия и покорности, рабства и, наконец, свободы! Свободы выбора и гения! И когда твой гений освящает ярким светом все вокруг, ты тем временем ложишься в неизвестную общую могилку, а потомки даже не найдут туда пути, чтобы освятить труд твой и прах. Не найдут, потому что ты уже освящен.