Дмитрий Кругляков - В погоне за солнцем. Философия приключений

Шел 89-й, как раз на стыке десятилетий начали появляться первые видеомагнитофоны, а с ними в нашу ночную жизнь ворвались первые ночные видеоканалы, по которым часто крутили не только фривольные фильмы, но и знаменитые фильмы ужасов «Кошмары на улице Вязов» и «Чужие». Помню, как после одного из таких просмотров, в перерыве, мы, взрослые мужики, взявшись за руки, в первом часу ночи гуськом двигались в туалет в звенящей тишине коридора. Шли, как говорится, с огибанием рельефа местности. Как вдруг кто-то вскрикнул и мы, словно стадо диких бизонов, ломая все на своем пути, рванули обратно. Потом долго и нервно смеялись, направляясь с опаской нестройными рядами к заветной цели.

Днем посиделки, ночью полеты, вечером посиделки, утром полеты. В другое время полетов, как правило, не было. В хорошую погоду и в СМУ (сложные метеоусловия) летали все, а вот ночью и в минимум только наша 1-я эскадрилья. Считалось, что в 1-й летчики самые опытные, боевые награды имеют, Афганистан прошли. Как и самолеты наши. Может, поэтому командир полка да инспекторы всякие, что с проверкой к нам приезжали, предпочитали летать только на наших, проверенных временем и «огнем» самолетах.

Полеты всегда большая ответственность. Прежде всего за жизнь летчика. Самолет, конечно, денег стоит, но человеческая жизнь бесценна. Вот и приходилось крутиться вокруг самолета как белка в колесе. Конечно, проколы были, особенно вначале. Как-то, помнится, крышки подвесных баков закрутить забыл. Самолет уже выруливать стал, как из топливного бака фонтаном метра на три керосин взметнулся. «П… да!» – Андреич пулей летит к баку, накидывает на крышку гаечный ключ, несколько круговых движений, шаг назад. «Можно!» – кричит он, давая отмашку рукой. «Нет! Стой!» – бегу к правому баку. Повторяю те же движения. «Можно!» – даю команду летчику и самолет начинает движение. Андреич молча проходит мимо, хороший урок на всю жизнь.

Но это по неопытности. Другое дело, когда глаз замылен, по одному и тому же маршруту бегаешь, а явное не видишь, приелось. Чтобы этого не было, нас часто отправляли осматривать чужой самолет, неисправности выявлять. Очень помогало, особенно когда мелкие трещинки появлялись, где не надо. Либо самолет птицу ловил. Это было не так часто, но и не так редко. Игорь Дейнеко, проходя как-то ранним утром мимо моего самолета, узрел половину утки, застрявшую между крылом и балочным держателем. В другой раз во время предполетного осмотра самолета мной был найден птенец, забравшийся в воздухозаборник системы кондиционирования, что под обечайкой воздухозаборника правого двигателя. Доставали его долго, обычным способом в канал не пробраться. Птенец упирался, покидать обжитое место не спешил. Вынуть его удалось лишь с помощью крюка для перезарядки пушки. Расправив крылья и радостно чирикнув, птенец дал деру.

А на третьем году службы во время полетов летчик, поднимаясь по стремянке в кабину, случайно бросил взгляд в сторону воздухозаборника и побледнел. На передних лопатках компрессора была запекшаяся кровь и куча прилипших перьев. Помнится, схватил фонарик, метнулся рыбкой к двигателю. Запах горелого мяса, но ни царапины. По правде говоря, это предпосылка, летать вообще нельзя, пока группа ДРААД (диагностика, регламент и анализ авиационных двигателей) двигатель как следует не проверит. Объясняю летчику ситуацию. Он все понимает, но смотрит с мольбой в глазах. Ему налет нужен для подтверждения класса. Принимаю решение самостоятельно. Делаю запись в ЖПС об осмотре двигателя и отсутствии повреждений. Аналогичную запись делает летчик. Договариваемся, что мой доклад поступит руководителю полетов, как только самолет вырулит на взлетную полосу. Лишь в этом случае есть шанс, что вылет не отобьют. Риск колоссальный: «Техник помни, не сядет самолет, сядешь ты!» Делаем, как договорились. Минут через семь та же картина, но теперь с тоской в глазах стоит мой инженер, провожает удаляющуюся в небе точку. А спустя полчаса самолет возвращается, заруливает на стоянку. «Отработал отлично, спасибо!» – летчик делает запись в ЖПС и ретируется. К работе приступает группа ДРААД. Через час сворачивается, все нормально, к полету готов.

А вот еще случай, только с техникой не связанный. Дело зимой было. Мой самолет запасным стоял, а меня поставили помогать радистам, доставлять в штаб кассеты с авиационного магнитофона МС-61. В штабе на первом этаже была обустроена комната отдыха летчиков. В отличие от инженерного кунга-душегубки, куда мы набивались как селедка в бочку, там можно было выпить чаю, посмотреть видеофильм и даже прилечь, вздремнуть. Естественно, что никто дымом там не чадил, все было предельно чисто и комфортно. Как и в столовой, куда мы все входили через одни и те же двери, но неизменно садились каждый в своем секторе. За накрытые белоснежными скатертями столы с фруктами и стаканами в мельхиоровых подстаканниках присаживалась летная «белая кость», а рядом за квадратными столами без излишеств, протертыми на скорую руку тряпкой не первой свежести, располагался сектор технического состава. Даже воздух по какому-то странному принципу имел свои четко разделенные границы. Сторона летного состава неизменно благоухала ароматами цветов и свежих фруктов, в то время как нам доставались лишь запахи с кухни.