Дмитрий Кругляков - В погоне за солнцем. Философия приключений

После праздников на первом же построении части меня попытались наказать. В моей экзекуции участвовали пятеро: Андреич, Кудрявцев (инженер эскадрильи, неплохой мужик и классный специалист), командир звена, замполит эскадрильи и командир эскадрильи. Начали с объявления строгого выговора. Однако мое категорическое несогласие с постановкой вопроса неожиданно привело к бурному спору между отцами-командирами. Даже сейчас, спустя почти тридцать лет, сквозь годы слышу их голоса. Командир: «За нахождение в патруле в пьяном виде объявляю вам строгий выговор». Мой ответ: «Возражаю, был абсолютно трезвый, а комендант пьяный». Командир: «Твой напарник, Андрей, признался, что был пьян». Мой ответ: «Мне об этом ничего не известно». Замполит: «Не слушайте его, давайте объявим ему строгий выговор!» Командир: «Замполит, помолчи, комендант был действительно пьян, подтверждаю». Замполит: «Настаиваю, давайте объявим ему строгий выговор!» Командир: «Замполит, помолчи». Обращается ко мне: «Почему не обратились ко мне, как к дежурному по части?» Мой ответ: «Во время наряда находился в прямом подчинении старшего патруля, выполнял его команды». Командир: «Логично, но мог бы и подойти». Замполит: «Не слушайте его, давайте объявим ему строгий выговор!» Командир: «Замполит, помолчи». Обращается к инженеру: «Что скажете про техника?» Инженер: «Что говорить, странный он какой-то, все пиво пьют, а он молоко. Андреич из-за него чуть фуражку не съел». Командир на мгновение задумывается, а затем изрекает: «Объявляю вам выговор!» Мой ответ: «Возражаю, был трезвый». Замполит: «Не слушайте его, давайте объявим ему строгий выговор!» Командир: «Замполит, помолчи». Обращается к Дуплинскому: «Что скажете про лейтенанта?» Командир звена: «Что сказать, странный он, вновь прибывшие летчики все за злоупотреблением замечены были, а этот не пьет». Замполит: «Давайте объявим ему строгий выговор!» Командир: «Замполит, помолчи!» Обращается к Андреичу: «А вы что скажете, как непосредственный начальник?» Андреич обескураженно разводит руками: «Что тут сказать, не замечен». И тихо добавляет: «Фуражка…» Замполит: «Давайте объявим ему строгий выговор!» Командир делает жест рукой, пресекая споры, а затем, повернувшись ко мне, изрекает: «Лейтенант, объявляю вам замечание!» Мой ответ: «За что? Был трезвый!» Замполит: «Давайте объявим ему строгий выговор!» Командир морщится, как от головной боли: «Надоел ты нам, лейтенант, иди отсюда!» «А что с замечанием?» – вопрошаю. «Иди отсюда!»

Новый год, новые заботы, новые приключения. Как-то по весне Валерка притащил в общагу хлорпикриновую шашку. Откуда он ее спер и зачем, осталось за кадром. Но войсковые испытания он решил провести в условиях офицерской общаги в один из воскресных дней, о чем поставил меня в известность за пару минут до начала, заодно выдав мне респиратор, а сам одев противогаз. О Валеркиной затее знал разве что Игорь, жилец из комнаты напротив. Именно он и сдал нас командиру полка, а также сбросил зажженную Валеркой шашку со 2-го этажа на 1-й, вследствие чего эвакуации подверглось все общежитие, включая доработчиков (специалистов) из Тбилиси, которые, коверкая русские слова, с дикими криками «Ой, горрру!» выпрыгивали из окон первого этажа, вынося их вместе с рамами. Не успели рассеяться клубы дыма, как первым засуетился Игорь, он бегал по общаге и кричал, что виной всему Валерка, который сидит в противогазе и смеется. Было странно смотреть на этого крепкого парня, который знал всю подноготную, чуть ли не стоял у истоков события, но, тем не менее, всеми силами пытался выгородить себя за счет других. И это ему удалось. Не прошло и десяти минут, как в нашу комнату с криками «Зарэжу!» попытались прорваться грузины с покрасневшими от слез глазами. Но дверь была предусмотрительно закрыта на ключ. Последующие мои переговоры с ними дали шанс на надежду. Спасло то, что в выходной день в общежитии было пусто. Лишь несколько человек в возрасте, как раз доработчики с тбилисского завода, спали в своих номерах, когда учуяли тревожные запахи и, не раздумывая, метнулись спросонья в окно.

Хорошо, что отделались лишь парой синяков и ссадин. До сих пор удивляюсь, почему нас не наказали?! Правда, Валерка перед грузинами извинился. Тем не менее вечером в общежитие пришел Анатолий Иванович. Он ходил по комнатам и задавал вопросы. Заходил он и к нам. Спроси он меня тогда, мы ли зажгли шашку, сознался бы сразу. Но он спросил меня совсем о другом. Выведя в коридор и ткнув пальцем в выгоревший участок пола, он мягко, по-отечески, попросил разъяснить ему, что это. «Жгли петарду на Новый год», – мой рапорт был четок и краток, как на экзамене. «Хорошо», – кивнул Анатолий Иванович и устало пошел дальше. Мне было стыдно, но лжи в моих словах не было. Не спрашивал он меня о шашке, не спрашивал. Но в душе по-прежнему было гадко, поэтому как-то вечером, пару дней спустя, после разговора с Алексеем Николаевичем все же набрался смелости и постучал в дверь квартиры Анатолия Ивановича: «Простите, не сказал вам тогда всей правды, да вы и не спрашивали». А в ответ услышал усталый, спокойный голос отца-командира: «Иди, знаю, давно все знаю».