Дмитрий Кругляков - В погоне за солнцем. Философия приключений

К тому времени нас с Алексеем Николаевичем расселили. Ему дали квартиру, а меня перевели на второй этаж. На некоторое время моим новым соседом стал Володя, техник 2-ой эскадрильи, старший лейтенант. Он был русоволос, среднего роста, худощав, с добродушным лицом, изъеденным оспой. Вова страстно любил свою жену и маленького сынишку, которые должны были приехать, как только ему предоставят квартиру. О нем у меня сохранились самые теплые воспоминания. Он был для меня не столько сосед, сколько искренний друг и старший товарищ. Мы с ним несколько раз ездили в выходные в Лейпциг и однажды даже познакомились с русскими девчонками, которые учились в Университете имени Карла Маркса или Кули Мули, как его по-русски называли студенты-иностранцы. Знакомство оказалось спонтанным. Володе хватило одного взгляда, чтобы с расстояния пары десятков метров разглядеть бредущих по противоположной стороне улицы двух девушек и сразу без обиняков заявить, что они русские. И он оказался абсолютно прав. Навыки выделять своих соотечественников из общей массы появились позднее и у меня, но в то время это рядовое событие было сродни волшебству. К тому же именно эта встреча оказалась прологом необыкновенных событий, которые навсегда изменили мою жизнь, но об этом несколько позже.

Свободного времени у всех нас было не так уж и много. Полеты шесть дней в неделю, наряды, внезапные тревоги, учения, проверки, подвески, субботники и воскресники. Но если в своей инженерно-технической среде мы могли всегда найти общий язык и договориться, то взаимоотношения с мнящими себя кастой «голубой крови» летчиками оставляли желать лучшего. Нас, технарей, с особым удовольствием воспитывали за любую вольность, допущенную в отношении младших или равных нам по званию и возрасту офицеров-летчиков. Доставалось всем, в том числе и майорам. Особенно в этом преуспевал мой командир звена, капитан Александр Дуплинский, позже дослужившийся до генеральских звезд. Летчик он был хороший, а вот его отношение к техническому составу лучше не комментировать. Так или иначе, а именно такое отношение летного состава к нам, технарям, стало причиной моей конфронтации с отцом, тоже летчиком, пока он не объяснил мне разницу между экипажной и одиночной работой летного состава, а также раскола в начале 90-х партийной организации полка на две самостоятельные ячейки: инженерную и техническую. А весной 91-го летный состав нашей эскадрильи опять отличился, положив начало массовому исходу из партии из-за нежелания платить партийные взносы…

Мой отказ от спиртного большинство расценивало притворством, поэтому каждый раз, когда после полетов мы оставались «попить» пива, нет-нет да и норовил кто-нибудь непременно заглянуть на «огонек», чтобы собственными глазами увидеть лейтенанта, неторопливо пьющего… молоко или сок. Некоторые даже пробовали содержимое, настолько феерически все это выглядело. В итоге Андреич дал всем слово, что если до конца года меня ни разу никто не заметит в употреблении спиртного, то он прилюдно съест собственную фуражку. Под Новый год свое обещание Андреич сдержал. Нам стоило больших усилий вырвать из его рук изрядно помятый и обкусанный головной убор. Андреич сопротивлялся, то и дело норовил вцепиться зубами в истерзанную ткань и все бубнил под нос, как заведенный: «Как можно вообще не пить-то, не понимаю». Точку в шоу поставил Данила. Со словами «Да, не пьет лейтенант, не пьет!» он зашвырнул фуражку Андреича в кусты.

Не пил точно, а вот пробовать, пробовал, но в очень малых количествах, да и то только дома у Алексея Николаевича. Расслабился лишь в канун Нового 89-го года и чуть не погорел. Как и следовало ожидать, всех молодых лейтенантов отправили на праздники в наряд. Мне достался патруль в ночь с 31 на 1-е. Как водится: инструктаж, напутственные слова (дежурным по части был мой командир эскадрильи), получение оружия и вперед, на улицу, патрулировать вверенную территорию. Как только стемнело, гарнизон ожил. Смех, веселье, взрывы петард, салют, визг девчат. С Андреем, напарником, забежали в общагу, каждый в свою комнату. Следом мой новый сосед входит, радист Валерка, в руках бутылка шампанского. Настоящего, французского. Ну как тут сдержаться, не устоял, пригубил и на улицу.

Минут через десять появляется Андрей. Лицо красное, глаза блестят, но на ногах держится. Старший патруля виду не подает, все ж таки праздник, что с молодых взять. Идем по Бродвею, глазами девчат щупаем, вон какие они нарядные, расфуфыренные. Держим путь к Дому Офицеров, там дискотека в полном разгаре. А нам нельзя, наряд он и есть наряд. Стоим, мнемся на плацу перед входом. Вдруг окрик, поворачиваемся, стоит комендант гарнизона в форме. Шинель расстегнута, рубашка из-под кителя пузырем, шапка набекрень, в правой руке сигарета, левой на руку жены опирается. Начинает морали нам читать, вроде как инструктаж проводит: что можно, что нельзя и все в этом духе. И тут Андрей не выдерживает: «А не будет ли товарищ майор против, если и он курить будет?» Майора клинит, он замолкает и вдруг разражается тирадой, смысл которой один: лейтенанты напились, обнаглели, поэтому с наряда он всех снимает. Картина маслом: мы с открытыми ртами и комендант, уволакиваемый женой. Так и стоим, пока тот не скрывается из виду. Момент не особо приятный, но сделать ничего не можем, да и праздник продолжается. Расходимся по домам, договорившись встретиться утром. В общем, переоделись и на дискотеку, а утром в патруль. Но этим дело не закончилось.