Питер Мейл - Собачья жизнь

Я заранее чувствую, что сейчас начнется, когда она устремляет на меня влажный, растроганный взгляд и улыбается. Потом, если я вовремя не смоюсь, она гладит меня по голове, так осторожно и бережно, как люди прикасаются к мертвым ласточкам, вздыхает и заводит как на поминках: «Ну разве он не душка? Хотела бы я знать, о чем он сейчас думает».

Большую часть времени я думаю о сексе или о том, где бы пожрать до обеда, но, разумеется, ей об этом знать не полагается. Я испытываю сильный соблазн устроить шумную ревизию своей паховой области, чтобы положить конец этим глупостям, но, подумав, воздерживаюсь. С мадам Бильбоке не надо ссориться. Она, как известно, иногда носит в своем ридикюле собачьи галеты. Поэтому я напускаю на себя задумчивый вид и готовлюсь к неизбежному. И точно — испустив еще один глубокий вздох, она ляпает следующую глупость: «Какая жалость, что он не умеет говорить».

Ну что с ней будешь делать? Взрослая женщина, а несет такую чушь, что насмешила бы даже пуделя, а всем известно, что никого дурнее пуделей на свете нет. Дело-то в том, что мне совершенно незачем говорить. У меня и без того достаточно способов донести свои чувства и желания до тех, у кого есть хоть капля мозгов. Дирекция меня понимает. Соседи меня понимают. На днях к нам заходил местный налоговый инспектор, далеко не Эйнштейн, так и он меня понял и покинул нас в спешке, причем одна брючина у него была сухой, а вторая — мокрой. Но это уже другая история.

Пусть я не умею говорить, но в искусстве общения мне найдется мало равных. Я умею мужественно и отчетливо лаять, очень выразительно вздыхать и отчаянно визжать, чем пользуюсь всякий раз, когда ко мне хотят применить очередную гигиеническую пытку. А мой рык полон угрозы и злобы и заставляет маленьких птичек и торговых агентов в ужасе разлетаться. К сожалению, от рычания у меня болит горло, а потому я прибегаю к нему только в исключительных случаях.

Вы, наверное, заметили, что все эти столь разнообразные способы самовыражения имеют звуковую природу. И честно говоря, любая собака, если захочет, может произвести достаточно шума, хотя, конечно, далеко не каждая наделена, подобно мне, абсолютным слухом и чувством меры. Однако шум — далеко не всегда кратчайший путь к достижению цели. Спросите любого политика, и он подтвердит, что, удачно польстив аудитории и поцеловав несколько младенцев (если у вас хватит на это духу), можно добиться гораздо большего. Те же правила действуют и в отношении людей и собак. Личное обаяние куда сильнее, чем бессмысленное тявканье. Уж я-то знаю.

Суть моего метода заключается в том, что социологи называют языком жестов. Дружелюбно протянутая лапа, вибрирующий хвост, нежный, любящий взгляд и дрожь восторга в исполнении мастера говорят куда громче слов. А я склонен считать себя мастером — видит бог, практики у меня было предостаточно.

Для примера расскажу о случае, произошедшем на днях. Все утро шел дождь, и на ланч Дирекция отправилась в какой-то дальний ресторан. Они частенько поступают так в плохую погоду. На мой взгляд, довольно эгоистичное поведение, но что поделаешь? Меня заперли в доме вместе с остальными собаками — славными старушками, но, к сожалению, совершенно лишенными духа авантюризма и предпринимательства. Они никогда не составляют мне компанию. Думаю, дело тут в излишней дрессировке, пришедшейся как раз на годы, когда формируется характер.

Как и всякий раз, когда меня запирают без всяких развлечений, я решил сделать обход дома. Сначала проинспектировал кухню на предмет случайно оброненных съестных кусочков, потом проверил двери и электропроводку, переложил все коврики — словом, поработал по хозяйству. А потом на всякий случай решил заглянуть на второй этаж — туда, где у нас обычно запирают гостей. По какой-то непонятной причине эта зона считается запретной для собак. Уж не знаю, чем они там занимаются, но мне пару раз ясно дали понять, что мое присутствие нежелательно.

Итак, я поднимаюсь наверх — и что же вижу? Дверь комнаты, которая у нас торжественно называется «гостевой люкс», открыта! Разумеется, я зашел.

Ну что вам сказать? Ванная как ванная: голое, неуютное место, воняющее мылом и чистотой. А вот спальня оказалась куда более интересной: ковер от стены до стены, большая кровать. И не только большая, но и хорошая. Не слишком высокая, с изобилием подушек и подушечек и с манящим, как позже выяснилось, антикварным покрывалом. Мне-то оно показалось обычной белой тряпкой, но я, должен признаться, не особенно разбираюсь в старинном постельном белье. Лично мне куда больше нравятся меховые коврики.