Елизавета открыла глаза. Было ранее утро. На посту ещё не прозвучали звуки подъёма, и даже солнце ещё не показало свой край из-за горизонта. Утро было, как всегда, холодным и свежим. Она взяла радиопередатчик и ответила сонным голосом.
– Гладиолус, я Ромашка. Приём.
– Ромашка, доброе утро.
Небольшая пауза заставила Елизавету нахмуриться и улыбнуться.
– Доброе утро, Гладиолус.
– Ромашка, слушай мой приказ.
На этот раз голос Георгия был необычным. Таким, что у Елизаветы, уже привыкшей к особому отношению к ней с его стороны, не возникло желания возразить или поспорить.
– Ромашка, я Гладиолус. Приказываю заступить на дежурство на перевал прямо сейчас. Как связь? Приём.
– Но… Гладиолус! На перевале ведь есть смена. Я-то сейчас там зачем?
После небольшой паузы по рации вновь раздался голос «Гладиолуса».
– Ромашка, это приказ. Готовность пятнадцать минут. Выполняйте.
Елизавета нахмурилась и стала собираться. Голос Георгия в этот раз ей очень понравился, она сама не понимала, почему. Девушка оделась потеплее, взяла шерстяное одеяло, рукавицы и направилась в сторону перевала.
Ещё по-прежнему на посту не прозвучал «подъем», а разведгруппа «Гладиолуса» в составе четырёх человек, без «Ромашки», на двух бронемашинах, уже выдвинулась в сторону долины по узкой дороге жёлтого глиняного серпантина.
Георгий доложил «Граниту», что его группа вышла на задание в полном составе, а радиосвязь он будет осуществлять лично. Командир же не вдавался в подробности относительно того, почему «Гладиолус» взял на себя обязанности по радиосвязи. Командир полностью доверял ему.
Ход событий, произошедших далее, был стремительнее, чем описывается в этом рассказе. Он не отличался от привычных сводок новостей о войне того времени.
«Ромашка» добралась до поста на перевале, встретив там изумлённого дежурного. Она тревожилась, не понимая, что происходит. Ей не сиделось в блиндаже, и она встала возле него в полный рост, смотря вдаль на реку Кабул, на растущие вдоль неё деревья и кусты, на облака и синее небо.
Привычный для тех мест пейзаж внезапно нарушился двумя маленькими металлическими люками, внезапно взмывшими вверх над струёй чёрного дыма где-то вдали, на горном серпантине. В этот момент, а может быть мгновением раньше, сердце «Ромашки» будто упало, словно оборвалась какая-то нить в её душе. Как отсутствие света понимается лишь тогда, когда его выключают, «Ромашка» поняла тогда всё и сразу.
Два небольших люка, куски металлической обшивки бронемашин, колёса. Звук раздался чуть позже. Ничего особенного, просто два хлопка вперемешку с негромким треском металла и камня. Был виден чёрный дым. Почти сразу над её головой, словно большие стрекозы в небе, пронеслись вертолёты. Что было дальше Елизавета помнила плохо. Её привели в чувства бойцы, хлопая по щекам.
Надо сказать, что с того времени служба «Ромашки» пошла в гору. Она не жалела ни себя, ни врагов, не пряталась от пуль. Но ей везло, она осталась жива и даже ни разу не была ранена. По окончании службы «Ромашку» наградили несколькими орденами, которые она убрала, не запомнив, куда, как только приехала домой. Все награды она давно уже мысленно отдала «Гладиолусу».
Вернувшись к родителям, она посадила несколько грядок гладиолусов в вишнёвом саду и ухаживала за ними, подолгу гладя каждый листик и цветок.
Когда её просили рассказать про Афганистан, она отворачивалась или уходила. Она очень не любила разговоров про войну, она любила гладиолусы.
Жёлтые острые камни и глина на дороге были раскалены полуденным зноем. Ветер неспешно сносил в сторону пыль от колёс бронемашин, следовавших одна за другой в колонне в сторону горного хребта с заснеженными вершинами. У самых лиц солдат летала и норовила попасть в глаза и уши разная мошкара. По краям дороги росли кусты и невысокие деревья с выжженными солнцем листиками.
Находиться внутри машин было невозможно из-за жары, и солдаты сидели на броне сверху, открыв люки. Внутри находились только механики-водители.
– Вова, плесни воды, а? Я флягу помял, все вытекло. – Попросил своего друга воин в потёртом камуфляже песочного цвета и выцветшей тельняшке, чьё имя было Михаил.
На голове Михаила сидела чуть помятая жёлтая панама с модно загнутыми кверху полями. Такие панамы, согласно неписаному правилу, могли носить только военнослужащие, уже побывавшие в боях и отбывшие в Афганистане не менее года. Михаил сидел на борту машины вполоборота, свесив одну ногу вниз, он насвистывал время о времени какую-то весёлую мелодию. Всем своим видом он старался показать, что не так-то уж и трудно служить в Армии и воевать.
Читать дальше