В тот день вслед за Ашрафи в подвал спустились два человека в белых одеждах с винтовками и приказали Михаилу выходить наверх, следуя за ними.
Поднявшись из подвала на солнечный свет, Михаил прищурился, прикрыв глаза ладонью. Он отвык от света настолько, что поначалу не смог разобрать, где стоит Ашрафи, а где его конвоиры. Впрочем, во время прогулки, Ашрафи сделала так, чтобы конвоиры отстали и не могли слышать их разговора. Девушка неподдельно радовалась, не понимая до конца, чему. Она просто шла рядом с тем, с кем ей было хорошо и без кого, она не понимала, почему становится грустно и тревожно. Ашрафи не заглядывала наперёд, она просто общалась с Михаилом среди густых зарослей шиповника и ириса, сидя на земле в цветах красного мака и ромашек. С каждой такой прогулкой цвет лица Михаила приходил в норму, а улыбка все чаще появлялась на лице.
– Они думают, что ты мне все расскажешь, смущённо говорила Ашрафи, и тут же лицо её становилось грустным, а взгляд упавшим.
– Не переживай! – С улыбкой отшучивался Михаил. – Конечно, не скажу. – И он срывал ей непременно несколько цветов, тех, что были рядом и протягивал грязными, испачканными руками.
В памяти у Михаила всплывали диалоги друзей, боевых товарищей, приказы командиров, построения, занятия и инструктажи, бег, – все это было как будто вчера, в той же одежде, совсем недалеко от здешних мест. Но когда он ловил на себе взгляд Ашрафи, смотрел ей в глаза, все эти воспоминания закрывала огромная вселенная, как другой мир, в котором не было края.
– Ты скажешь мне, советский? Лицо Ашрафи выражало, кажется, все эмоции сразу. И печаль, и радость, и сожаление вместе с терзанием, восхищение и нежность.
Молчание. Михаил смотрел в такие минуты на Ашрафи, не в силах оторвать взгляд от её красивого смуглого лица, черных волос, бесконечного космоса глаз, в которых отражался он сам. Затем лицо его делалось немного напряжённым и сосредоточенным, и не без усилия Михаил переводил взгляд в землю.
– Правильно, не говори. Ничего не говори мне, Михаил! Слова не нужны.
И Афрафи тоже переводила взгляд в сторону, немного всхлипывая.
– Ты знаешь, советский, не рви больше цветы здесь. Зачем? Не рви на моей земле цветы!
Отворачиваясь в противоположную сторону, девушка обиженно что-то говорила, и сердце Михаила в эти моменты разрывалось на части. Конвоиры в белых балахонах сидели на камнях метров в двадцати от них и курили, зевая и поглядывая на часы.
– Они убьют тебя. – Говорила Ашрафи, отвернувшись.
– Два раза не умирать. – Отвечал Михаил, глядя вниз.
– А если скажешь, отпустят. И мы сможем уйти из аула к моим родителям, я покажу тебе свой дом. Я уговорю их дать тебе денег и одежду. Ты сможешь уехать потом и обратиться в посольство в Кабуле. Ты даже сможешь уехать домой, на Родину, если захочешь, советский.
И Ашрафи поворачивалась к Михаилу, прищурив чуть мокрые от слез глаза.
– Хочешь на Родину?
Михаил, подняв глаза, посмотрел на девушку. Она была прекрасна. Михаил невольно улыбнулся и позволил себе, казалось бы, невозможное в отношении незамужней мусульманки. Он положил ладонь на её загорелое плечо и, словно магниты, Михаил и Ашрафи потянулись в объятия друг друга, но неожиданно раздался выстрел. Один из конвоиров с сигаретой в зубах перезарядил винтовку и помахал им пальцем в стороны, делая запрещающий жест.
Прости, Ашрафи, Михаил отпрянул, и лицо его, в ещё не заживших синяках и шрамах, опять стало сосредоточенным.
– Не извиняйся, советский, я не злюсь на тебя насчёт цветов, их здесь ещё много. В Афганистане много цветов, ты знаешь. Можешь рвать, если хочешь.
Ашрафи осторожно посмотрела на Михаила, сидя к нему вполоборота. На её лице Михаил успел заметить улыбку, пока девушка не отвернулась.
– Много ещё цветов. – Повторила Ашрафи и наклонила голову вниз.
Вдруг неподалёку, за каменным утёсом, где заканчивалось плато, Михаил услышал русскую речь. Внезапно «протрезвев», он вскочил на ноги и посмотрел на конвоиров.
Речь становилась все слышнее, а конвоиры беседовали друг с другом, как ни в чем не было.
Внезапно раздался взрыв. Ашрафи вскрикнула, а конвоиры пригнулись и стали беспорядочно оглядываться по сторонам, не упуская из виду Михаила и девушку.
– Ляг в траву и не вставай! Я скоро вернусь. – Сказал Михаил Ашрафи и побежал в сторону утёса.
Конвоиры, не успев понять, что происходит, стали окрикивать Михаила, чтобы он остановился, а не то, будут стрелять. Однако стрельба раздалась мгновением раньше со стороны утёса, то была пулемётная очередь и следом – ещё один взрыв.
Читать дальше