Александр Шушеньков - Дерево, или По ту сторону Зла и Добра

Про Соткилаву ничего не известно, но это еще ничего не значит. Вернее, значит это одно – надо ехать. Дело не только в девках. Заодно и осмотреться, разведать: вдруг, действительно, дело стоящее и выгодное? Завод, похоже, закрывать будут, козлы! Это все гайдаровские штучки. Мать с отцом открытым текстом говорят, что он агент Запада, как и Ельцин с Горбачевым. При Сталине такого не было: и цены снижались, и заводы строили, и науку развивали.

Пикоян не любил коммунистов, ненавидел Ленина (в отличие от мудрого Сталина), но и нынешние правители вызывали в нем омерзение. Он следил за политикой, и имел собственный взгляд на происходящее. Испытывал интерес к Жириновскому. Совсем недавно, 17 марта, в годовщину референдума о сохранении СССР, участвовал во Всенародном вече-манифестации, которую в Новозаборске поддержали работники цеха презервативов, и даже призвал заводчан чаще покупать газету «Советская Россия». Впрочем, этим его вклад в борьбу с антинародном режимом закончился. Все же, главным оставалось духовное самосовершенствования.

В поездку кроме бутылок любимого «Ливенского» взял еще и пару книжек детективщика Чейза – нельзя было терять интеллектуальный уровень. Читать, однако, пока не удавалось, поскольку сразу, еще, когда выезжали на «Пазике» из Новозаборска, приняли дозу. Перед отъездом из Глупова чуть-чуть погуляли по нему, и приняли еще. Лука расклеился и принялся рассказывать фантастические истории про светящееся растение в своем сарае.

Потом добавили уже в «Икарусе».

Позади Полстакана, помнится, сидела молодая девка.

Кажется, звали ее Лариской.

Тут Андрей начал в воспоминаниях путаться.

Вроде бы на первой остановке они оказались рядом, и он воспользовался моментом, чтобы познакомиться, потрепать ее грудь чисто по-дружески, да сказать восхищенно: «Какие люди!»

Кажется, с ней был какой-то здоровила. Вроде бы о чем-то беседовали… Или спорили? А может, ругались?

С кем?

С Полстаканом, Шурой и Лукой?

О чем?

То, что он им пел «Я встретил вас, и все былое», Андрей помнил.

То, что доставал «Ливенское» – помнил. А вот пили ли они его? И что было дальше?

Охо-хо, как же болит голова!

***

Шура с Полстаканом возлежали в тени раскидистого бука (а может, впрочем, это был ясень или дуб?) на одном из привалов в Карпатских горах.

Из «Икаруса» вылез гномообразный человечек – председатель профкома глуповского завода «Молот и серп» Федор Рагозин. Вид его был страшен и вызывал в памяти легенды о валахском садисте-вампире Дракуле: всколоченные рыжие длинные волосы, безобразная редкая щетина на щекастом лице, мешки под глазами. В довершение всего в правой руке у него находился исполинский серп, такой же, как те, что вез на продажу Шура. Одетый в растянутый красный спортивный костюм-трико, карлик со зловещим серпом словно воплощал посланца ада.

Он был нетрезв.

В левой руке у Рагозина внезапно появилась бутылка. Откуда она взялась, Шура не понял, но в следующее мгновенье председатель профкома стал открывать пробку. Серпом. Зрелище было сюрреалистичным: закат, Карпаты, и зловещий гном, безуспешно сдирающий серпом водочную пробку на фоне красного неба.

С тяжелыми вздохами подошел и присел под деревом гомпозитор Лука с железной кружкой в дрожащей руке.

Приятели заговорили об общем знакомом – Валерии Юрьевиче Бедотове.

– Вибратор несет чепуху, – пробормотал Лука. – Может, он свихнулся? Про Курск рассказывает. «Она» говорит, утонула. Курск – «она»?

– Дурак, – прокомментировал Полстакана. – Он на сексе помешался. Как и Андроид. Для него везде – «она». Только о бабах и думает. Меня, говорит, в пять лет сестры с собой спать укладывали. В «больницу» играли. И, значит, интересовались друг другом. Понятно?

– Еще бы! – поддержал Шура. – Мне он тоже рассказывал.

– Они все на сексе помешались, – презрительно вставил Лука. – У меня батя, тоже, чуть деньги завелись, покупает шампанское и едет к своей Маньке-танцовщице. Ей скоро сорок пять будет. Подарки ей покупает. А я вынужден супчик без мяса есть.

– А чего сам никуда не устраиваешься?

– Куда? Я же концертмейстер. Что же мне, в дворники идти? Руки-то, они не казенные, и пальцы музыкальные не из жопы растут! А мне еще симфонию надо успеть написать перед смертью.

– Вибратор еще сказал, что в Видяево подъезды обшарпанные, – подключился к разговору Шура.

– Какое «Видяево»?

– А он и сам не знает. Говорит: надписи в мозгу загораются. Про десятидолларовых проституток.