Дэвид Маквей - Бифштекс… Диана Росс. Дневник футболиста

Церемония начинается в районе 21:00. Я выбрал передний столик. Веселый Джек, наш новоиспеченный член парламента от лейбористов, «проставляется» нашему столику за победу на выборах двумя ящиками бутылочного бледного эля. Человек широкой души, да и только.

Дики Дэвис ведет телевизионное вещание награждения. Мейсон и Маккензи получают награду за лучшую команду в дивизионе. Моего кумира Дэниса Лоу награждают специальным кубком «За заслуги перед футболом». Для Когтя он тоже кумир. После окончания церемонии мы с Когтем мнемся как фанаты школьного возраста, не решаясь попросить автограф у этого великого человека. Ни он, ни я не можем собраться с духом. Моя отмазка: я почти что пьян и мне почти что девятнадцать. Отмазка Когтя: ему уже пятьдесят с гаком и у него не хватит наглости сунуть Лоумену в лицо карточку ресторанного меню со словами: «можно автограф? это для моих внуков.» Вот гад.

Но самые крупные потрясения вечера оказываются впереди. Бокал «Бакарди» с «Кока-Колой» стоит 1 фунт 50 пенсов. Ёкарный бабай!

И даже теперь события прошлой ночи всплывают в памяти с трудом. Торжество плавно переместилось в соседний «Плейбой Клуб», куда всех сагитировал Том Догерти. Я в «Плейбой Клубе». Девчонки с пушистыми хвостиками. Арабы с пушистыми полотенцами, обмотанными вокруг головы, и фишками по 1,000 фунтов каждая (это очень много «Бакарди» и внушительное количество «Кока-Колы»). Господи, как же я здорово нализался. Это, наверное, рождественская пьеса по версии Кена Рассела: похотливые, азартные пастухи меняют свое кудрявое стадо на садок с аппетитными, спелыми крольчихами. А вот и Бриндли – по-моему; это он, или не он? – ставит последние 5 фунтов из нашего призового фонда на красное. Ну разве может парню из Клифтон Эстейт повезти?

Вот три самых больших обмана в мире: шахтеры никогда не бастуют, Дэвид Кэссиди бреется и «я обязательно потом отвезу тебя домой», и да, еще четвертый – футболисты никогда не читают заметок о матчах в газетах. Смотрю, что вчера про нас написали. Мистер Клаф, менеджер команды графства Дерби, размышляет: если Маккензи стóит 200,000 фунтов, сколько же тогда стоит Маквей? Репортер «Форрестов» пишет в местной газете: если Маккензи позовут в Лондон на вручение призов Профессиональной футбольной ассоциации, мое место рядом с ним, в одном купе поезда, идущего на вокзал Сент Панкрас.

В день своего девятнадцатилетия у меня чудесное настроение. Бриндли в таких случаях говорит: ты, Маквей, конечно так, пешка, но даже пешки иногда проходят в ферзи. В этот момент он обычно падает с барного стула.

Если бы медали давали за честность, порядочность и за то, что ты просто классный чел, то Энди Битти пришлось бы для размещения своих наград арендовать комнату размером со стадион Медоу-Лейн. Именно он, в бытность менеджером клуба «Хаддерсфильд Таун», заполучил в команду Денниса Лоу. Сейчас он работает поисковым агентом в команде графства Ноттингем и, по-моему, является одним из самых приятных людей, с которыми мне довелось познакомиться за мою столь недолгую карьеру в сумасшедшем мире профессионального футбола. Он попросил меня о встрече после тренировки, и мы имели с ним продолжительный и откровенный разговор. Я рассказал ему о том, что начинаю все больше сомневаться в целесообразности продолжения футбольной карьеры, что подумываю все бросить и поступить, к примеру, в институт. Он посоветовал мне продолжить заниматься футболом и учиться по вечерам. «Пока молодой и здоровый – играй,» – подытожил он. В следующем году мне надо обязательно поступать, а днем заняться делом, а не околачивать груши как сейчас. Представить меня за барной стойкой местного паба улыбающимся клиентам семь дней в неделю он не может. Предложил мне пропустить по пинте во «Льве» на Кламбер-стрит, чтобы «залакировать» тренировку, я не стал отказываться. Здесь меня познакомили с Томми Лоутоном, ветераном английского футбола, бывшим центральным нападающим сборной. Он восседает в окружении разномастной толпы почитателей и прилипателей. То и дело опрокидывает пинту за пинтой горького пива, словно оно вот-вот выйдет из моды, и догоняется вискарьком. Вид у него среди этой компании неважнецкий и жалкий.

Как мы и договаривались, Бриндли подвозит меня до нашего дома в Клифтоне (типовые пол-дома, три спальни, пятеро взрослых, двое из них уже съехали и живут отдельно, третий пытается вырваться изо всех имеющихся сил) и останавливается у нас. Тренировка в десять утра, езды до площадки двадцать минут, но меня вытаскивают из постели в половине девятого. Яйца ему, видите ли, нужно развозить. Окутанные облаком дыма от его фирменной затяжки, мы садимся в его красный «Хантер» модели «Хильман» и стартуем. Педаль сцепления висит на соплях. Везем три дюжины свежих, будь они неладны, яиц в какой-то паб в Бистоне, на другой берег Трента, в противоположную сторону от нашего собственного места назначения. «Билли» – так мы зовем между собой одного из «великих». «В футболе не осталось ни одного „великого“, Маквей… Были, да все вышли,» – говорит он мне, в то время как мы переезжаем через Трент по Клифтонскому мосту. Билли родился и вырос в Медоуз. Медоуз – это ноттингемский эквивалент кварталов «с высокой плотностью населения на квадратный метр жилплощади», пользующейся такой популярностью в лондонском Ист-Энде, там, где мистер Рэкман и его помощник по имени Даннет сдают в найм квартиры. («Забудь всю эту социалистическую лабудень из школьной программы, Маквей. В жизни – бои без правил, и ты теперь сам в них участвуешь и нехило на них зарабатываешь.»)