Эдуард Струков - Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

Но пока Степанов бегал в поисках фруктов,

с ужасом отгоняя грустные и тяжкие мысли о том,

как он будет объясняться с родителями,

ему сообщили, что у девицы другая проблема —

легкомысленная, она спала с кем попало,

причём он, сельский дурачок Степанов,

в её списке оказался не самым последним,

а переклинило девушку на почве ревности

к отказавшему ей в ласках старому дружку.

Но в те времена пособий по сексологии не было,

учились этому нехитрому делу кто как мог,

психологические тонкости оставались тайной —

люди вступали в интимные связи вслепую,

совершенно не зная ничего о сексе,

а уж тем более о семейной жизни.

Это уже потом хлынуло жарким водопадом

изо всех щелей со стонами и вздохами —

от Эммануэль до американского силикона.

А до того все жили как зашоренные кони-лошади,

спросить про секс было негде, да и некого.

Так вот и жили, мучаясь, герои кинофильмов —

увести невесту у лучшего друга они ещё могли,

а вот что с нею дальше делать, явно не знали.

В девичьей тетрадке, найденной в чужом столе,

Степанов прочитал «роман» про любовь:

«Она вздохнула и потеряла сознание…

А через три месяца узнала, что беременна.»

Что там случилось между ними ночью —

так и осталось для читателя страшной тайной.

А вообще Степанову невероятно повезло.

Когда с мутного экрана старого телевизора

прозвучало знаменитое «В СССР секса нет!»,

он оказался всего-то пять дней как женат.

В тот самый день, 17 июля 1986 года,

рванула в ошеломлённой великой стране

самая настоящая сексуальная революция,

начало которой совпало с его медовым месяцем.

Так что Степанов потерял совсем немного.

Случились и в его личной жизни

простые маленькие праздники,

в которых действо происходило так же,

как в популярной некогда песенке:

«Сзади, сбоку, сверху, снизу,

На ковре и на карнизе,

На полу, на потолке и просто лежа в гамаке,

На столе, на стуле, в ванной,

И на валике диванном,

На неструганной доске

И на мелком наждаке,

На кровати, на тахте

И на газовой плите,

На скамейке, на толчке

И на мусорном бачке,

На полу, на потолке,

И даже стоя в гамаке…»

Да, всё-таки жизнь удалась.

Унылый пейзаж дальневосточных болот

быстро приедается искушённому взору —

чёрные выгоревшие мари, рыжие сопочки,

низкорослые чахлые деревца,

тусклые свинцовые пятна мелких озёр —

Степанов с детства привык ко всему этому.

Малая родина не баловала красотами,

весной багульник, летом рыжие лилии-саранки,

осенью наводнения, зимой снега по пояс —

вот вам и все радости местной жизни.

Получив наконец-то желанный диплом,

он устроился по направлению на завод,

штамповавший оружейные патроны.

Ему невероятно повезло, должностей не было,

его взяли инженером в отдел снабжения

взамен ушедшей в декрет женщины,

Степанов занимался спецодеждой, спецобувью,

хозяйственными товарами, тканями и войлоком,

даже типографскими заказами на бланки,

ему подчинялась заведующая складом,

хитрющая мадам по имени Евдокия Степановна,

откровенно презиравшая нового инженера,

но в глаза лебезившая —

о ней шла слава наипервейшей «росомахи» завода,

которую она, собственно, чем-то и напоминала.

Что Степанов ни привозил, его ждала недостача,

ни одна его поездка за товаром на базу

ещё ни разу не увенчалась успехом,

каждое утро Евдокия Степановна со скорбным лицом

сообщала незадачливому снабженцу,

что кистей-филёнок не хватает,

а вот флейцы, те совсем пропали.

Степанов был в отчаянии – потери росли,

списывать их на цех он ещё не научился,

без хороших знакомств такое не делалось,

коллеги наблюдали за ним с лёгким злорадством,

неискренне вздыхая и посмеиваясь за спиной.

Степанов понимал, что дело тут нечисто,

он сам пересчитывал товар на базе,

сам грузил его в машину и сам выгружал —

что-то здесь явно было не так, но что?

Тогда он был ещё наивен и верил людям, а зря…

Плохо было ещё то, что обо всех его недостачах

немедленно информировали начальника отдела,

который Степанова почему-то сразу невзлюбил —

когда тот устраивался на работу,

начальник был в командировке,

и назначение страшно задело его самолюбие.

То ли начальник хотел устроить кого-то своего,