Дженни Лоусон - Давай притворимся, что этого не было

* Примечание редактора: я увольняюсь.

Ладно. Как мы уже говорили ранее, я отправилась на прием к врачу одна со своим пальцевым раком, уже жалея, что не пошла прямиком к онкологу. Я отважно выставила вперед свой распухший палец, врач посмотрел на меня снисходительно и сказал:

– Ой, у кого это у нас бо-бо?

Я тут же ударила его между ног. Но только мысленно, потому что врачи могут ловко состряпать обвинение в нападении, ведь они могут сами записать себе любые липовые телесные повреждения.

Типа, врач может заявить, что из-за меня у него выпало яичко, и никакие присяжные на свете не усомнятся в его словах, но стоит мне начать утверждать, что у меня пальцевый рак, так люди сразу пялятся на меня, как будто я чокнутая.

Причем смотрят они точно так же снисходительно, как это только что сделал врач. И это еще я после этого чокнутая. Не забывайте, что это он только что подал в суд на меня из-за какого-то там смещенного яичка. Правда, это случилось тоже только у меня в голове. Впрочем, забудьте. Весь этот абзац не особо-то помогает мне вырасти в ваших глазах.

Врач сразу же поспешил отмахнуться от моих россказней про рак, но я настояла на том, чтобы он поискал у меня пальцевый рак, потому что я не сомневалась, что умираю от него.

– Какой-какой? – переспросил доктор Роланд поверх своих очков.

– Пальцевый. То есть в пальце. Эта такая штука на руках, знаете. Я думала, вас учили анатомии, доктор Роланд .

Тогда доктор Роланд сказал мне, что, как ему кажется, я приняла все слишком близко к сердцу и что слова «пальцевый» на самом деле не существует. Тогда я сказала ему, что, как мне кажется, он принимает все недостаточно близко к сердцу – а все потому, что ему, скорее всего, попросту стыдно за то, что он не знает таких простых вещей. Тогда он заявил, что так тоже никто не говорит. Да, с врачебным тактом у него явные проблемы.

Доктор Роланд фыркнул на меня, а я направила на него свой огромный палец со словами:

– А вот это не похоже на рак?!

Он заверил, что это никакой не рак, а обычный паучий укус. Укус ядовитого дикого паука, который впрыскивает вместе с ядом свои яйца, чтобы его детишки могли полакомиться плотью пальца ничего не подозревающей молодой писательницы, которая уже подумывает о том, как бы засудить собственного врача за халатность. Вот это последнее врач вслух не сказал, но я прочла это в его глазах.

Когда я пришла домой, Виктор спросил меня, что сказал врач, а я ответила:

– Он отправил меня домой умирать.

– Что-что он сделал?

– В смысле, он отправил меня домой и дал мазь.

Все это было сплошным разочарованием.

Потом, однако, выяснилось, что доктор Роланд был в корне не прав, и после многочисленных анализов (а также после смены врача) оказалось, что у меня нет ни пальцевого рака, ни пауков в пальце – у меня нашли артрит.

Когда я говорю людям, что у меня артрит, они обычно отвечают:

– Но ведь ты выглядишь так молодо .

Как же я ненавижу подобные сомнительные комплименты. Наверное, я буду ненавидеть эту фразу еще больше, когда стану старой и люди перестанут ее говорить. Вместо этого они будут кивать:

– Ах, артрит. Ну конечно, в твои-то годы.

Как только они это скажут, я планирую переехать через них на своем инвалидном кресле. Мне всегда приходится объяснять, что это ревматоидный артрит, которым болеют даже дети, и я не совсем понимаю, с какой вообще стати его называют артритом – ведь он только отдаленно напоминает остеоартрит, на который так жаловалась ваша прабабушка.

Я ПОДУМЫВАЮ О ТОМ, ЧТОБЫ ЗАНЯТЬСЯ ВРАЧАМИ И ЗАСТАВИТЬ ИХ ПЕРЕИМЕНОВАТЬ РЕВМАТОИДНЫЙ АРТРИТ В НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО ЗВУЧАЛО БЫ БОЛЕЕ СЕКСУАЛЬНО, БОЛЕЕ МОЛОДЕЖНО И БОЛЕЕ ЭКЗОТИЧНО.

Что-нибудь вроде «Полуночная смерть» или «Угрожающий вампиризм». Ну или назвать болезнь в честь кого-нибудь известного. Типа «Болезнь Лу Герига, часть вторая: РАСПЛАТА». В конце концов, ревматоидный артрит и без того приносит слишком много страданий, чтобы его еще и путали со старческой болезнью, так что куда лучше, чтобы у нас была возможность сказать людям, что мы не сможем прийти к ним на вечеринку из-за неожиданного рецидива «Угрожающего вампиризма».

Мой новый врач оказался очень добрым и заверил меня, что в ревматоидном артрите нет ничего страшного и что он больше не является смертным приговором, как это было раньше, – после этого у меня резко участилось дыхание, ведь врач только что произнес при мне слова «смертный приговор», так что его медсестре пришлось помочь мне зажать голову между коленями и начать глубоко дышать. Затем он добавил, что лекарства от этой болезни нет, но зато есть множество экспериментальных способов лечения, которые мы можем «попробовать». На этих словах я отключилась, хотя, наверное, не столько из-за новости о неизлечимости моей болезни, сколько от того, что я вечно теряю сознание, когда вижу людей в белых халатах. Я падала в обморок, когда мы в школе ездили на экскурсию в клинику, падала в обморок на приеме у окулистов, у гинекологов, а однажды потеряла сознание у ветеринара и упала на своего кота (последний случай был особенно неприятным, поскольку, придя в себя, я увидела вокруг много собак и склонившихся надо мной незнакомцев; блузку на мне полностью расстегнули фельдшеры, чтобы послушать сердце, а мой кот спрятался под креслом, откуда недовольно на меня поглядывал). Когда я пришла в кабинет к своему новому врачу, он попросил меня прилечь и объяснил, что поводов для паники нет, и хотя достоверно о причине болезни ничего не известно, многие склоняются к версии о ее врожденной природе. Я слушала только вполуха, потому что была слишком сосредоточена на том, чтобы сдержать рвотные позывы, так что я подняла на врача выпученные глаза и переспросила: