Что можно из этого вывести для отечественной академической науки - боюсь и думать. А похоже, что она опять возвращается на тот уровень любительства, на котором была при Елисавете Петровне, когда Ломоносов отстаивал себе право немножко поработать в химической лаборатории в промежутках между сочинением действительно необходимых государству для самоутверждения перед Европой хвалебных од на взятие чего-то такого. Собственно, о сокращении расходов на эту - не военную и не промышленно-активную науку - говорили ведь еще и тогда, в 70-х, когда начальников только-только впервые захлестнуло валом нефтедолларов. Изустно передавались слова, приписываемые А.Н.Косыгину: "Науку сокращать - что свинью стричь. Визгу - много, шерсти - мало". Слова эти, как считали научники, отменили предлагавшееся уже тогда уполовинивание академических институтов, но особого уважения руководства к славной советской науке они не демонстрируют. Что уж говорить о теперешних временах?
* * *
В эпизоде с моим пробуждением между Семеновым и Кнунянцем промелькнул Роберт К.. Работал он в то время, по сути, научным чиновником. Но я думаю, что относиться к такой работе с пренебрежением - полная глупость. Плохо составленная или заведомо липовая бумага в насквозь огосударствленном обществе могут так много напортить, что пяти Ломоносовых не хватит на покрытие убытков. Впрочем, он там, в Президиуме, засиживаться не планировал. Были у него комната на первом этаже института и группка из пары мэнээсов, потихоньку делались их кандидатские и, соответственно, робертова докторская. Правда, одна мэнээска была в ту пору как раз в декрете и от нее в вытяжном шкафу у правой стены присутствовала покрытая изнутри толстым оранжевым налетом персональная установка для перегонки. Как узналось попозже, это был специализированный прибор для выработки самодельного джина и налет образовался за пару лет от использовавшихся компонентов - можжевеловых ягод и апельсиновой корки.
Оставался, не считая вечных прикомандированных из Еревана и Уфы, младший научный сотрудник Борис Б.. Я и бывал в этой комнате именно потому, что мы с ним довольно быстро подружились. И сохраняем эту дружбу без особых конфликтов уже более сорока лет. Но он, честно говоря, требует расширенного представления, очень уж нестандартная личность, а мне еще надо получить на это его санкцию. Сейчас скажу только, что по бытовавшему в институте убеждению местные ученые дамы, прошу прощения за формулировку, сразу кончали, только зайдя в его комнату, увидев высокого и несколько меланхоличного хозяина и услышав его фирменное: "Проходите, пожалуйста. Садитесь. Кофе, чай, джин, коньяк?" Правда, одна целевая аспирантка возмущенно жаловалась мне, что вот она тоже зашла, выслушала это приветствие, уселась в кресло и только начала ловить кайф в предвкушении еще и кофе - как услышала, что он то же самое говорит зашедшей со шваброй уборщице. "Ему же все равно кому это говорить и кого поить чаем!" - "А, собственно, ты на что рассчитывала? Тебе что важно - чтоб он это говорил тебе или чтобы не говорил тете Даше?"
Роберт против моего присутствия на его территории никак не протестовал, хотя бы по тому, что моего прямого шефа недолюбливал. Чуть позже он решил, что эти хождения должны же давать какой-то полезный эффект. Как химик я ни для кого большого интереса в этом институте представлять не мог, но он приспособил меня, точнее, я и сам это предложил, чтобы не быть в долгу за чай, сахар и уют, к матобработке неких лабораторных данных по гидрированию сильвана. Я нынче про это вещество помню только пикантную подробность, что оно "окрашивает сосновую щепку в зеленый цвет". Но, собственно, какая разница? Есть такая модель катализа по теории общего учителя моего шефа, К. и многих других научников академика Баландина - эти данные прекрасно на нее легли.
Вообще-то, ранее упоминавшийся Юра Д. мне объяснял в свое время, что значит понятие научная школа в катализе: "Это когда шеф вывел какое-то уравнение, а его ученики потом три поколения толкают эту формулу куда надо и куда не надо". - Но в данном случае все было путем. И по смыслу, и по количественному описанию все было именно баландинским. Вот этот период работы над моделькой и был периодом наших довольно частых встреч. Потом я уехал в Нижневартовск, а в очередной приезд в столицу Боря и Роберт вручили мне оттиск статьи в Журнале Прикладной Химии. На этом и забылось, но остались некоторые полубытовые воспоминания о той работе, в первую очередь, о байках, которые любил травить К.. У него вообще было довольно развитое чувство юмора с сильно отличным от моего бэкграундом. Он был тифлисец и закончил, если не ошибаюсь, ту самую русскую школу, которую до него окончил, скажем, Евгений Примаков, и где училось большинство детей тбилисской интернациональной элиты.
Читать дальше