Сергей Серегин - Байки из суфлерской будки

Когда-то в Казанском ТЮЗе было две труппы: русская и татарская. Каждая из них, разъезжая по республике, показывала спектакли в соответствии с языком туземцев. И вот однажды (то ли администратор перемудрил, то ли еще что случилось) заслали русских актеров в глухую татарскую деревеньку… Конец первого акта. Занавес. В зале — гробовая тишина. «Должно быть, проняли народ!» — для себя решают актеры, и с большим еще воодушевлением играют второй (и последний) акт. Финал, поклоны, занавес. Ни хлопка, ни вскрика. Актеры не знают, что и подумать. И тут из переднего ряда поднимается аксакал, поворачивается лицом к зрителям и произносит: «Кансырт хауна». Народ встает и молча выходит из зала. Потом уже председатель колхоза очень благодарил «уважаемых деятелей театра» и фразу аксакалову перевел: «Представление закончено». Только русские почему-то придали второму слову совершенно иной, не очень приличный смысл (видимо, по созвучию). «Кансырт хауна», — раздраженно говаривали в труппе, когда приходилось играть всякую лабуду.

В 70-80-е годы пьеса «Маленькая фея» была необычайно популярна. Ставили ее чуть ли не во всех кукольных театрах страны. И не то чтобы «Фея» блистала литературным качеством, но — простенькая, непритязательная — в самый раз для детского спектакля. Добро в том спектакле (в лице дровосека Горана) побеждало зло (в лице волшебника Фу-Ты), спасая прекрасную, но слабосильную фею. Дети-зрители, конечно же, помогали добру, и сказание завершалось свадьбой.

В одной из сцен раздосадованный Горан кричал негодяю-волшебнику: «Чтоб тебе повиснуть на суку!». Фу-Ты в этот момент проваливался за ширму, монтировщик дергал за леску, и Фу-Ты-дубль, вопреки закону всемирного тяготения, повисал-таки на раскидистом клене. Очень эффектная получалась картинка!

И вот, на 2005-м спектакле в маленьком провинциальном театре леска порвалась. Предусмотрительный монтировщик заранее шепнул об этом актеру. Но актеру не до того! Он ведет напряженный любовный диалог с феей.

Кульминация. Разгоряченный Горан орет во всю глотку: «Чтоб тебе!..» — и только тут понимает, что взлететь на дерево Фу-Ты никак не может. Секундная пауза. И… сообразительный дровосек выпаливает первое, что приходит в голову: «Чтоб тебе свалиться с сука!!».

К счастью, дети, так и не поняли, почему хохотали взрослые.

40-е годы. Тяжкие времена. Мужиков явная недостача. В одном прибалтийском театре поставили пьесу «Ленин в Разливе». И надо ж такому случиться, что единственный Владимир Ильич — горький пьяница.

Приходит он на спектакль, как положено, за два часа до начала. Вождя одевают, гримируют, укладывают — авось, проспится и протрезвеет.

…Десять минут до открытия занавеса.

Ленин исчез.

Помреж, монтировщики, актеры, уборщицы облазали все театральные закутки. Нет Ильича! А зрители, между тем, волнуются. Парторг театра места себе не находит: саботаж! провокация! срывается важнейшее политическое мероприятие!

«А-а, гори оно все! — машет рукой главреж. — Занавес!». И занавес открывается.

В глубине сцены стоит знаменитый шалаш. Журчит себе ручеек, шумят себе кустики (каждый листочек выделан так, что не отличишь от живого). Крестьяне на авансцене обсуждают тяжелую жизнь при царизме.

И тут, как будто так и положено, из шалаша вылезает Ленин (никто и не подумал туда заглянуть). «Ух ты!» — восклицают крестьяне. А Владимир Ильич поднимается, осоловело глядя вокруг, подходит к кустам и расстегивает ширинку…

Прожекторы и софиты успели вырубить вовремя.

В театре кукол поставили «Ивана-царевича». Как это принято было в 80-90-е годы, частично — живьем, частично — с куклами, частично — с тенями.

Долго думали, что делать с иглой. Если маленькая — из зала не видно. Если большая — какая ж она игла? И решили, в конце концов, что лучше Ивану просто кокнуть яйцо утиное. Разобьется яйцо — и Кощей подохнет.

…Тени, как известно, говорить не умет. Потому во время Иванова путешествия появлялась в окошке бабушка-сказительница и комментировала увиденное.

Для Аллочки роль бабуси — как сольная партия. Заливалась она соловьем, и текста ей не хватало. Совсем не хватало. Алла импровизировала:

— Шел Иван-царевич дорогой трудною, вдруг видит — перед ним дуб высок. А на самой вершине, на веточках — ларец золотой. И напряг Иванушка силушку, но никак не свалить…