Алексей Козлов - Городъ Нежнотраховъ, Большая Дворянская, Ferflucht Platz

Кенязья Самуйло и Горгун, не требуя подтверждений, сразу бросились исполнять команду, и рубили до тех пор, пока кто-то не сказал им, что из-за груды тел более не видно нигде бородатого ангела с кадилом и фамой. Тогда они остановились и перевели дух. А ангел, орудовавший именем Покемоницы Пражской, на шёлковых крыльях больше не прилетал. Говорят, что некто неизвестный слышал последние слова въедливого ангела, и вот что он якобы сказал:

«Братия! Почему эти скоты не ходят в блаженную церковь? Неужели же им безразлично слово Божие, настоенное на высоких травах Нового Иеруссалима, неужели же простые и кристально чистые слова Христа застревают в их душах, не доходя в глубь? Как, отчего опустилась планка за последние годы? Скажите мне!»

Молчание было ему ответом.

Потом в городе начались нежданные, лютые пожары, или точнее говоря – народные поджоги. Все знали, что здесь, в Нежнотрахове жили нервные, быстрые на расправу люди, не терпевшие ни в чём недостатка, поэтому, когда pi…dets наставал, они жгли всё подряд, не чувствуя ни усталости, ни раскаянья. Не могла вынести их поэтическая душа опыта – сына ошибок трудных и позора мелочных обид. Они поднимали сразу в тумане моря голубого свой белый парус и горделивой рукой вели корабль сквозь штормы эпохи. Хлопотливыми буревестниками они летали над бурливым океаном, оглашая влажную стихию резкими криками. Не давала им покоя и мечта о Времени Роз, омытая слезами справедливого фюрера.

Сначала загорелись заповедные леса с болотными зубрами и бобрами, которые поджечь довольно просто. Следом к неудовольствию праволавных пановей сгорела деревянная церковь Лавра и Фрола, в которой был единственный в Фиглелэнда удивительный пластилиновый иконостас с ликом святой Доры Изауры Сконапельской. Потом настал черёд и других объектов народного хозяйства. Сгорела основная городская баня вместе с безухими сильфидами на скромном деревянном фронтоне и уникальной коллекцией резных оловянных шаек, завещанных местному краеведческому музею. Сгорел ресторан «Триада» – центр провинциального дубового джаза, где играл на рояле знаменитый джазист Буми Шпильвзад. И, наконец, сгорело стометровое вращаюшееся фалафельное изобретение – чучело богатура Сырдара – девятое чудо света, на которое восемь лет денно и нощно отводились спасённые от бюджета деньги. Его строили на въезде в город из привозного сионского фалафеля для разгона гигантских вороньих стай, тревоживших акваторию Нежнотрахова. Много сгорело в тот год в Нежнотрахове. Архи много. Так много, что сердце готово облиться кровью!

К сожалению, не догорела и почти вся уцелела едрёная Поломоньевская библиотека имени Сароса – сборище народного бреда и помутнения. Вся ересь в этом собрании была сохранена благодаря энергии заведующей библиотекой молоденькой Ирой Кряккиевской и зрелой выдатчицей Диной Друбичич. Все в копоти, грязи, зачуханные донельзя, шепча молитлы, они вытащили завёрнутые в полосатую матрацную ткань «Коцаную Нюрнбергскую Тору», чудом уцелевший в Маазельской битве заповедный труд Лапездана Поплина «Обрезание и Договорная Справедливость», книгу Фрая Спициона «Тфилин Аршинного Гура» и самое редчайшее сочинение неандертальского анарейства – чудом, да, каким-то чудом сохранённую в наполеоновский кавардаш сверкающую жемчужину илудаизма – «Чудные Луспекайские Пекари и великий братан Моксей» в двух десятикнижиях. Они были так горды спасением бесценных святынь, что тут же забыли их на паперти, вследствие чего всё новообретённое потрясающее собрание снова и на сей раз навсегда, было утеряно, перекочевало в нечистые карманы, пропало, пущенное на самокрутки и подмётные письма прихожан. Впрочем пострадали не только мощные культурные центры Нежнотрахова. Лучший в городе «Королевский Гандикап» с породистыми беговыми тараканами Мартой, Филом и Парамошкой, примыкавший углом к Поломоньевке, тоже начисто выгорел.

Народ улюлюкал неистово, бранспойты били напропалую, ветряки полыхали вовсю, бедняки, видя бедствие богатых и ущемление прав состоятельных, радовались неслыханно. Но и их не обошла чаша сия – обойдя пожар по ветру, многих закирдычников великан с криком «Фильтруй базар, суки!» подавил, дабы больше они не шумели.

Это был второй великан, явившийся без приглашения в древний город.

Хоть бич божий и был вампиром, ему не было чуждо ничто человеческое. Он маялся своими дерзкими подвигами и прогибался под весом своего Авторитета. Ему надоели мерзкие козявки, разбегавшиеся с противным писком из-под его ног, надоели их дикие нравы, надоел этот халтурный город, больше походящий на свалку, с его продавленными мостовыми и кривыми пожарными вышками, надоело всё. И он бродил по холмам, весь нахмурившись – живое воплощение Печали, бродил одиноко, не зная чем себя занять. И бил всё, что попадало под руку, и громил, и топтал, приговаривая: «Так надо, Мио Мадонна! Так надо! Es mortus non Coitus! Пришедшие восплачутся, а отошедшим привет!!»