Василий Лягоскин: Стоунхендж. Из цикла «Анекдоты для Геракла»

– Точнее, телохранителей, – машинально поправил себя Алексей, пытаясь придать собственному лицу выражение, которое привык видеть вокруг себя главный бандит славного города Рублевска.

Да, это именно он пытался сейчас играть желваками под толстыми щеками. Получалось у бандюка плохо. Под внушительным слоем жира и кожи не катались – как ему, наверное, хотелось – камни.

– Да что там камни, – вспомнил вдруг свой анекдот Лешка, – тут даже на песчинку не тянет… Нет, про песчинку не прокатит!

Тут же вспомнился другая история, услышанная пару дней назад:

– Инструктор по технике безопасности очень любил рассказывать поучительные истории из своей жизни. Все они заканчивались одинаково: «До больницы, конечно, не довезли…».

Что-то карликовый бандит, очевидно, прочел в лице Алексея, потому что рычать перестал, и кивнул, словно подтверждая: «Да, парень, от тебя даже для морга ничего не останется». Сизоворонкин еще раз оценил кулаки телохранителей и согласился с…

– Камень! – истерично выкрикнула за спиной Наталья – тридцатилетняя девица, с которой у Лешки когда-то давно случился короткий, ни к чему не обязывающий роман.

Да – именно так звали грозного бандита, сейчас шумно переводящего дух после натужного рычания. Это было производным от фамилии – Каменщиков – хотя многие всерьез утверждали, что дело скорее было в характере бандита; в железобетонном характере, об который обломали зубы все его конкуренты.

– Камень, – чуть слышно повторил Гена Петров, один из сегодняшних собутыльников Сизоворонкина.

Наш герой машинально и громко продолжил, опять возвращаясь мыслями к первому анекдоту: «В презервативе…». А потом нырнул вниз – не рыбкой, конечно, а целым китом, расплескавшим по каменным «берегам» из тротуарной плитки всю компанию. Хотя анекдот в тему вспомнился не про кита, а про ласточку:

– Если ласточки летают низко… Значит, они обожрались!…

– Кажется, никого не зашиб, – успел подумать Алесей, исчезая в темноте пустыря, который примыкал к ресторану.

Это он так помечал: «Исчезая». На самом деле уже через пару мгновений он услышал истошный крик Камня, пославшего в погоню своих двухметровых бультерьеров. Охранники вскричали что-то явно восторженное и тоже обрушились вниз, наверное, совсем размазывая недавно веселую толпу по площадке. Ни времени, ни желания пожалеть приятелей у Лешки не оказалось. Он почти сразу же услышал за спиной громкий топот погони, и постарался шустрее шевелить ногами. Что удивительно – своих шагов он практически не слышал. Может, их забивал бешеный стук сердца, не привыкшего к таким нагрузкам, да сиплое дыхание? Легкие, даже не пораженные ни каплей никотина, которая, как известно, убивает лошадь, тоже не желали работать в полную мощь. Только голова не отказывала ему, предлагая на выбор анекдоты один шикарнее другого. Правда среди них не оказалось ни одного про спорт, и Лешка мучительно замычал.

– Как будто это может помочь?! – подумал какой-то сторонний наблюдатель в голове, так и не дождавшийся очередного шедевра, – тут если только боги вмешаются.

И Алексей Сизоворонкин, самый обычный атеист, не знавший даже, на какую сторону надо правильно креститься, действительно возопил; кажется даже вслух:

– О боги! Ну почему я не олимпийский чемпион по бегу?!!

Это была его последняя связная мысль в этот вечер. Небо – по прихоти этих самых богов, или совершенно самостоятельно – приложилось по его затылку так, что темнота взорвалась ослепительным светом. Может быть, как раз один из тех богов, к которым он в отчаянии взывал, подал знак, что его крик услышан. Сверху на пустырь, а точнее на макушку практически падающего от изнеможения Алексея обрушилась ломаная молния, заполнившая собой вселенную. Так, по крайней мере, показалось Сизоворонкину, успевшему отметить за мгновение до того, как провалиться в черную пропасть небытия, как вытягиваются от удивления квадратные физиономии телохранителей, освещенные все той же молнией. Нет, последним все-таки был анекдот:

– В пруд ударила молния, и мужчина, который два года назад пошел купаться пьяным, вышел на берег со словами: «Фигассе, шорты сперли!»…

Открывать глаза не хотелось. Так же, как и отрывать руки от самого прекрасного, что могло оказаться в мужских руках – от женской ножки. Голова Сизоворонкина, лежащего на каком-то каменном полу, но отчего-то не испытывавшего при этом ни малейшего неудобства от столь жесткого ложа, была прикрыта чем-то нежным и невесомым. Он догадался, что этот полупрозрачный полог, скорее всего, был предназначен для сокрытия от нескромных взоров той самой ножки, которую никак не хотела отпускать правая рука.