Геннадий Мещеряков - Юмористические рассказы. Первая часть

– Не помните? Я Аксинья дочь Клавдии, у вас практику проходила.

– Сразу бы говорила. Узнаешь хряка Володьку?

– Это он? Какой красивый, как живой.

– Ты насчет работы?

– Да, хочется на ферму, к свиньям, отрасль очень скороспелая.

– Я всегда говорил, пример бабам всегда с них надо брать, никаких демографических проблем.

– Если бы мужики на вас походили, а так – вроде в штанах, а без доброго семени.

– Ты мне нравишься, и обонянием, и задом крутишь не хуже других. Секретаршей ко мне пойдешь?

– Завлекала уже, чего там. С таким мужиком…

– Ладно, ладно. Чтобы меньше было недовольных, разрешим заходить в кабинет в масках, не бегать же мне каждую минуту в туалет.

– Правильно, Борис Борисович, и в целях незанесения вирусов гриппа, хоть свиного, хоть куриного.

– Вот что значит начинать со свинофермы, какой подход креативный к проблеме. Ты и раньше умом отличалась. Когда смешала семя всех хряков – производителей, ни одна свиноматка не оставалась без поросят.

– Под вашим руководством.

Раздался звук, похожий на хрюканье.

– Прости, ты своя: терпел, терпел.

– Терпеть вредно. Свиньи никогда не терпят, вот и растут как на дрожжах.

– Ты права, по себе чувствую. Следующего примем вместе. У тебя прическа под щетину, значит, и ум не короткий.

Втискивается человек – шкаф.

– Здравствуйте.

– Вам-то чего надо, вроде – в теле, в новых ботинках.

– Я сам глава, по обмену опытом приехал. Говорят, у вас хряк на стене, а воняет – не дохнуть, и это правда. Втрое меньше стало ходоков, что является главным критерием оценки работы администрации. Как вы этого добились? Мы сократили до часа время приемов, а ходоков стало втрое больше. Я фотографии всех животных на стену вешал, а бестолку. Ходоки, в основном, женщины, прут и прут.

– Женщины? Тогда просто, – вставила Аксинья. – Как секретарь Бориса Борисовича и как ветеринар по специальности, посоветую повесить на сцену напротив двери снимок жеребца, готового к случке, ну, вы понимаете. И половина ходоков улетучится. Даже мне бы стало неловко, а я в институте видела разных жеребцов.

– И человеческих, – захрюкал местный глава.

– Как просто. Где ты, Борис Борисович, нашел такую симпатичную девушку – я сначала подумал наряженная свиночка. Мне б такую. У моей секретарши под каждой ягодицей по стулу, лет двадцать так сидит.

– Интересно, посмотреть бы, – снова хрюкнул местный глава.

– Необязательно, и мы так можем, если стулья сдвинуть, – Аксинья повернулась, и главы подумали, что, может быть, она и права.

Главы долго обменивались опытом, пили водку из фужеров и оба поглядывали на Аксинью все с большим интересом.

– Куда идешь, Евдоким, с топором, лезвие отточил – бриться можно?

– Петуху голову отрублю на хрен, не разбудил сегодня, я и проспал, жена, Зинка, одна перла со станции баул, набитый памперсами. Пока дотащила, сама три израсходовала.

– Комедия, прям.

– Вместо палатки им пользуюсь.

– А зачем столько памперсов? У многих, наоборот, запоры.

– Скоро разжижимся, овощи в сельпо завезли китайские, а после них сам знаешь какой бывает стул.

– На пестицидах выращивают.

– Хрен знает на чем, а дристать нам. Вот Зинка и запамперилась.

– Петух – то в чем виноват?

– Я на него зол. Орет часа на два раньше, и одну рябу только топчет, другие куры ни одного цыпленка не вывели.

– Как и ты, он однолюб, гордиться надо, а не голову рубить. Лишь раз ты огорчил Зинку, помню, как она тебя лупяздила скалкой за Анку кривую, а ты только с ней постоял у забора.

– У Анки глаз кривой, а шесть мужей было.

– Причем тут глаз: на ее заду мы оба с тобой уместимся.

– У моей Зинки не уже.

– Прикольно, если их задами смерить.

– Тебя между ними сунуть, так, не дыхнешь.

– Если налопаются, а петуха не трожь. Президент виноват, он расширил часовые пояса.

– А кто кур будет топтать?

– Каждая вторая баба одна живет, ничего. Подумаешь, куры? Другого петуха купи. А этот со своей рябой, как и ты с Зинкой, олицетворение крепкой семьи.

– Зря тогда топор точил?

– Почему, зря? Рискни хоть раз в жизни, иди поколи дрова соседке, одинокая она, будет рада помощи: десять лет без мужа.

– Скока?

– Десять уж минуло, как скопытился Кондратий. Конем его звали. Хилым был, но все время ржал. Скажешь ему, здорово, Кондратий. Ио – го – го! – ржет. Как твоя кобыла, не понесла еще? Снова: ио – го – го! Поговаривают, кто так ответит ей, затащит на гумно. Что тебе стоит так заржать и расколоть два – три чурбана?