– Виктор Иванович, – обратился я к нему вежливо, – ты что, Тунгусский метеорит ищешь? Или сопку выравниваешь?
– Грядки разбиваю, семена у меня есть. Не мы, так ребята попользуются, – объяснил он.
– Наша ракетная точка, – продолжал я рассказывать женщине, – находилась далековато, но Балду не переубедишь. Вот и появился огород. И хотя места там влажные, дожди льют как из ведра, на сопке – в самый раз: стекает вниз излишняя влага. Всегда на столе была у солдат свежая зелень.
Когда она увидела его, растерялась: это был настоящий Балда, двухметроворостый, синеглазый – аж в дрожь бросило.
– Господин Балдин, я принимаю вас на работу по специальности агрономом – цветоводом, пожалуйста, – она схватила его за руку и словно в наручниках повела по каменной дорожке к новому, сияющему черепицей коттеджу.
Приплыл Агроном Иваныч. Сколько вокруг целины и залежи. Пахать и пахать ему. А вспомнив последние слова хозяйки, задумался: не втюрилась ли?
В самый разгар желтой осени, когда наливаются соком яблоки и лопаются от спелости арбузы, я встретил молодую хозяйку и работника Балду в городе. Они шли по многолюдной улице, взявшись за руки, не замечая никого, и лица их светились счастьем.
«Вот это нефига», – еще сильнее изумился я, увидев на приусадебном участке незнакомки другого садовника.
В этот автобус по утрам вмещалось вдвое больше пассажиров. Резиновый вероятно. И каждый раз на остановке я встречал ее – эту старуху, похожую на Бабу Ягу.
Болезнь переломила ее пополам, передвигалась она с двумя костылями иноходью. Смотрела исподлобья пронзительно и зло, шевеля губами, словно ворожила. Еще нашлет килу какую! Не приведи Господь!
Одна высоченная в кожаной мини – юбке не выдержала:
– Что ты по ногам ползаешь, бабка! Ездила бы попозже, или сидела дома.
Случилось страшное. Позавидовал бы сапожник. Отборный мат, украшенный образными выражениями в адрес девы, озадачил даже водителя, который по молодости лет работал лесорубом в тайге. На всякий случай он остановил автобус и открыл дверь.
Выпучили глаза все. Кивал головой только пьяный сторож, ничего в жизни не понимающий, кроме мата.
Выскочила, не выдержав, из автобуса дева. Все шутили над ней: видимо, коротковата была у нее не только юбка, но и язык.
Потом не видно стало Бабы Яги. Я спросил кондукторшу об этом.
– Помогла монетизация льгот, – сказала она, – раньше бабка ездила бесплатно, а теперь наличными надо платить.
Немало интересного я узнал о Бабе Яге. Любила она бродить лунными ночами по кладбищу и однажды чуть не насмерть напугала приютившуюся там парочку.
Было около двенадцати, и юноша поведал девушке байку о встающей в полночь из гроба ведьме, старой, с клюкой. И тут как тут – она: согнутая в три погибели, с всклокоченными волосами стучит костылями по каменной тропинке.
– Вон отсюда, нехристи, – зашипела по-змеиному.
Влюбленные онемели от страха. Но бабка восприняла это как злостное неподчинение ее воле. И покрыла «голубков» таким многоэтажным, вернее, небоскребным матом, что покойники в могилах многократно перевернулись!
Однажды к Бабе Яге сантехники зашли по нужде – сменить отопительные батареи. После хорошей опохмелки заявились, боялись сглаза. Ну, и какие они были работники? Так ведьма со злости и их, и батареи в окно повыбрасывала. В тот день, впервые за две пятилетки, сантехники домой трезвыми вернулись, на радость своим и чужим женам.
Был у Бабы Яги огородик: на несколько грядок – лучок там, помидоры, огурчики. Поливала она их прямо из окна тонким шлангом. Инспекторы водоканала обходили это место стороной, как лепрозорий или венерологический диспансер. Даже вороны облетали ее огородик на расстоянии двух верст.
Как-то раз Баба Яга собирала урожай с грядок. И на солнце прикимарила. Во весь рост. А кофта на ней и юбка были хотя и старыми, но малотертыми.
На этом и попались пришлые бомжи.
– Пугало – то как разрядили! Бесятся от жира! – сказал беззубый напарнику. – Давай сопрем. Литр самогонки бабка Дашка даст взамен.
Кофту сняли сразу, а вот юбку…
Пугало оказалось с глазами и как заорет:
– Караул! Насилуют!..
А потом Баба Яга выдала такие матюги! Книга рекордов Гиннеса отдыхает!
Один из бомжей помер сразу, второй ринулся через ограду в переулок, порвав в четырех местах последние штаны.
В кладбищенскую контору входит согнутая коромыслом старуха, лицо обросло мохом, опирается на черенок метлы.
Читать дальше