Кухмейстер: Мужская поваренная книга

По готовности замеса извлёк подошедшее тесто и незамедлительно кинулся гнуть кулебяку. Загибал аскетично скромно, как и было задумано мной ещё в прошлом тысячелетии, всего о двух углах. Под первый угол победно легла нежная куриная грудка, мельчайше сёк её ножом и мешал с толчёным варёным картофелем, добавлял перцу, соли и совсем немного, для сочности, полуколец припущенного на смальце лука. Под второй угол кулебяки назначал зелёный лучок и крошёные варёные вкрутую яйца, к ним добавил затейливо завитые стружки коровьего масла и укроп. Таинство сотворения пирога сопровождал дальнейшим поддержанием нашего высокоучёного коллоквиума.

Науськанный женушкой-злодейкой, князь Игорь наконец-то дорвался у проживавших по неразумию неподалёку древлян, до вкусной и забавной процедуры отъёма у кулачья неправедных накоплений в пользу государства и, уже возвращаясь с конфискатом из древлянского Искоростеня, решил, как говорят лётчики, зайти на второй заход. «Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу ещё», сказал он своим ратникам и вернулся в гордом одиночестве к обобранным древлянам. Можно, конечно же, пространно и долго обсуждать данный факт, но ведь всем ясно, куда мужчины отправляются сам-один, без весёлых хмельных друзей. Понятно, как божий день, без местной крутобёдрой и волоокой чаровницы дело тут не обошлось. Шаловливый декамерон по неизвестной причине у Игоря совершенно не задался. В чём был прокол княжеского лихого пикапа, история стыдливо умалчивает. Но конфуз случился настолько серьёзный, что древляне, невзирая на чины и звания, крепкой земледельческой смёткой быстренько сообразив о слабом развитии в их время пенитенциарной системы, князя Игоря жесточайшим и затейливым способом укокошили. А заметая следы преступления, они по древней традиции насыпали на могиле князя неприметный высоченный курган, да к новоявленной вдове, не мудрствуя лукаво, выслали сватов, для компенсации, так сказать, душевных и телесных потрат.

Уже загнутую кулебяку, вооружившись вороньим пером, мазал мёдом и, нежно поддерживая под налитые крутые бока, отослал выпекаться. Сам же затеялся биточками. Перемолов остатки куриных мясистостей, смешал их с манной крупой, двумя яйцами и тёртым адыгейским сыром, перчил, солил и катал в натруженных ладонях нежнейшие ошария. Любовно нарекая каждый поимённо ласковыми тайными кухонными именами, опускал их в кипящий бульон.

К радости своей, судя по дальнейшим событиям, внезапно овдовев, наша Ольга разгулялась. Нахлебавшись за пятнадцать лет семейной жизни всякого интересного и домостройного, повторно выходить замуж совершенно не возжелала. Коллега её по сходной ситуации, одиссеевская дура Пенелопа, дабы отпугнуть вьющихся вокруг претендентов на руку и сердце, остервенело вязала, а по ночам распускала свитерок с олешками, но это же совсем не наш формат. Нет ни удали, ни истинно славянской лихости. Прекрасно понимая таковое, в отличие от греческой рукодельницы, Ольга отпугивала назойливых женихов затейливой выкружью увлекательной мести. Первую прибывшую партию древлянских сватов, состоящую из двадцати «лучших мужей», велела прикопать в землю, прямо в ладье их привёзшей. Уже это первое коварство оставило настолько неизгладимое впечатление на Ольгиных современников, что следы его прослеживаются и поныне. Именно в честь данного казуса, до сих пор народная молва банку с консервированной в томате килькой неизменно называет «братской могилой». Догадливые древляне, сейчас же сообразив выгоду от посылки к Ольге сограждан в виде продвижения социальных лифтов и появления массы вакантных мест в Искоростеньской мэрии, снарядили вторую партию сватов из «наиболее знатных своих людей – княжеского рода, купцов, бояр». Этих Ольга на скорую руку велела сперва помыть, а уж затем, уже чистеньких, вкусно пахнущих медовухой и берёзовыми вениками, сжечь прямо в бане. Сама же, отстучав древлянам на местном почтампе скорую телеграмму «Се уже иду я к вам, и устройте мне меды многие…», отправилась в Искоростень лично, в сомнительной компании неких «юных отроков».

Биточки порционно раскладывал сообразно поименованию. Себе клал с именами, начинающимися с гласных букв, а соснедникам, естественно, с согласных. Испёкшуюся до хрустящей золотистой корочки кулебяку подавал на общем блюде, разрезав её на три сочащихся душистым соком больших куса. Предложил сотрапезникам сей харч хватать загребущими руками и жадно пожирать, роняя крошки и начинку прямо в тарелки, на попискивающие и крутящиеся в дымящемся янтарём бульоне биточки.