– Хватит! – Как можно строже рявкнул он. – Отодвинь их в сторону и не жужжи над ухом.
– Даже если затащишь наверх по одной и уложишь на кровать, ты, – ткнула пальцем в мужа, – на них не взлезешь.
– Я не взлезу?.. – Окончательно проснулся он. – Я взлезу. Это ты не взлезешь. Ты и на второй этаж не заберешься.
– Заберусь, – бодро парировала она, – а на этих подушках лежать не буду. Я тебя сколько дней прошу их вывезти?
– Я тебя десять лет прошу поставить второй гараж на участке, – начал закипать он, – и что? Грядки-грядки… кому они нужны? Ты на них работать не можешь, детей ждёшь, когда приедут всё перекопают. Ей богу, ты мне напоминаешь престарелую актрису, которая сидит среди зрителей, и с грустью смотрит, как её любимые роли исполняют другие. Ветер пошумит – да устанет, а старая баба расходится – не скоро уймешь. – Хохотнул он. – Позвони Зине, спроси, когда и куда пойдёте пенсию тратить.
– Не уйду, пока подушки не отвезёшь детинка с сединкой.
– Тьфу… – Сплюнул он, – и вылез из-под одеяла.
Сергей и Анюта удивились. Обычно мама встречала их у калитки, сегодня же на участке стояла мёртвая тишина. Они осторожно толкнули дверь и дружно охнули. На лестнице на второй этаж торчал дед, зажатый с двух сторон двумя огромными диванными подушками, напоминая собой гигантский гамбургер. Внизу суетилась Вероника Степановна.
– Говорила тебе, старый чёрт, отвези подушки на помойку. Не послушал ты меня, как тебя таперича вытащить? Мне не под силу. Виси не дергайся, а то зашибёшься. Правильно в народе говорят, коль дитя падает – бог перинку подстилает, а коль стар завалится – черт борону подставляет.
– Весело у вас, мама. Младенец с игрушками, старик с подушками. – Скрыл улыбку Сергей и потащил нижнюю подушку на себя. – Дед! Держись! Сейчас освобожу. Вас одних страшно оставлять. Только сейчас обсуждали с Анютой историю из теленовостей. Там одна старушка решила поругаться с девятого этажа на автомобилистов и выпала в окошко, пока летела, зацепилась за крюк, торчащий из стены. Пожарных вызвали, а на дорогах пробки только через сорок минут сняли. Хорошо, что обошлось, а тут вы со своими подушками, – подхватил на руки летящего деда. Анюта, вези тележку. А вы Вероника Степановна наливайте чай деду, будем силы восстанавливать. Судя по подвигам аппетиты у вас, как в молодости, только зубы уже не те.
Он лежал в больничной палате, устремив взгляд в белый потолок. Левая часть его тела больше не принадлежала ему. Вся его жизнь разделилась в одно мгновение на «до» и «после». Перед глазами промелькнул последний день. Лето. Жара. Он на даче. Старенькая мама просит сходить в теплицу посмотреть помидоры, а потом сразу темнота. Он даже не помнит, как оказался в больнице. Он не знал, сколько времени он здесь находится. Когда очнулся, понял, тело больше его не слушается.
– Как дальше жить? Что с ним будет? Останется прикованным на всю жизнь к инвалидному креслу? А она? Будет ли с ним дальше или уйдёт? Они прожили почти тридцать лет вместе. Гражданским браком. Сын почти вырос. Школу заканчивает в этом году. А сын? Как сын его будет воспринимать? Наверное, только мама останется рядом. Воспоминания нахлынули разом. Маленький комочек у неё на руках, он стоит перед роддомом, тогда ещё не пускали к роженицам. Показывает ему в окошко, кричит:
– У тебя родился сын.
Он счастлив. Картинка сменилась. Они ругаются, она собирает вещи уходит к маме. Он любит её. Её огненные волосы и ясные голубые глаза. Её тоненькую мальчишескую фигурку и стальной характер. Сколько всего было между ними из-за её норова дикой кобылицы, но, ведь и понравилась она ему именно такой, непохожей на других, умеющей принять волевое решение в любой ситуации и неожиданно расплакавшейся от пустяка. Он бежит вслед за ней, мучается, понимает, что без неё никак. Она возвращается и снова у них всё хорошо. Подрастает сын смешной, рыжий в маму и талантливый в него. Они с сыном вместе играют до полуночи на гитарах. Он музыкант. Лицо сводит судорога: «Был музыкантом…»
На соседней кровати вскрикивает мужчина. Ему ещё хуже. У него парализовано всё тело. И в его груди снова сжимается ком.
– Обуза. Всем обуза. Маме не помощник, жене не муж, сыну не отец. Зачем ему такой отец? Что он сможет ему дать, кроме мучения с ним инвалидом. Распахнулась дверь. В палату ворвался свет. На пороге стояла она. Бледная, осунувшаяся, с плотно сжатыми в нитку губами и сияющими волосами. Подошла к нему, наклонилась. Тёплые губы коснулись его губ, и он почувствовал её запах. Родной, волнующий. Прикрыл глаза, потому что выступили слёзы. Выдавил сквозь зубы:
Читать дальше