Роман Кузнецов - Когда смеется Кутх. Книга вторая. Часть первая

– Ему некогда было, – подал голос третий постоялец, – он нас воспитывал. Но он скоро исправится, поголовье ментов и прочей нечисти сократиться в разы. К такому очищению страна еще не готова, ты прав. Нас повяжут…

– Весьма вероятно, и довольно быстро. Посему предлагаю следовать первоначальному плану. Сначала на Донбасс. Там как раз самая заваруха начинается. Там чудачества Раха не так заметны будут. Да и скверны сейчас там повышенная концентрация. Там себе и ксивы добудем. Уже украинские. На войне всегда проще затеряться. А дальше по обстоятельствам.

– Я не очень хорошо понимаю, ты о чем, – задумчиво произнес старший, – но я тебе доверяю. Что делать надо?

– У меня в принципе все готово. Пару звонков, и хоть завтра в поход.

– Быть по сему. Звони. А сейчас я покажу новое упражнение….

Утомленный день медленно-медленно подходил к концу. От границы к Донцу ползли лохматые тени, мягко и осторожно, ощупывая заброшенные поля. Еще не старый, но уже изрядно разбитый «Рено», сноровисто бежал по изрытой ямами и выбоинами дороге. Война еще не докатилась до этих мест, хотя ее гулкое, раскатистое эхо уверенно носилось по окрестным дворам, улицам и поселкам. Здесь еще не было ни уродливых воронок, грязными оспинами покрывающих землю, ни неровных линий окопов, ни блиндажей… Не слышался лязг военной техники, крики и беззлобная ругань, грубые шутки и натужный смех здоровых молодых парней и зрелых мужчин, готовящихся дать решительный бой врагу, вознамерившемуся с помощью танков и пулеметов установить свои порядки на их земле. Все это осталось там, на блок-постах, где ополченцы задумали принять бой с и тем самым дать возможность своим семьям уйти. Там, на изрытом, исковерканном поле казачий атаман с позывным Батя оставил своих казачков, включая эту странную троицу: двух сильных, битых жизнью ветеранов и одного рыжего нескладного паренька с живым, вечно недоумевающим взглядом и повадками сумасшедшего ученого-маньяка. Они появились внезапно, хмурые, уставшие, без документов, со свежими шрамами на обветренных лицах. От этой троицы пахло пылью дальних дорог, кровью, тайной и большими неприятностями. Это старый атаман понял сразу. Будь его воля, он ни за что бы не стал связываться с этими ребятами, но есть просьбы, в которых отказать нельзя. Это был тот самый случай. За них попросил старый друг, в свое время не раз спасавший атаману жизнь. Видимо, настало время возвращать долги. Поэтому Батя их принял и разместил в дальнем гостевом домике на своей базе, которая в последнее время использовалась в качестве перевалочного пункта для многочисленных добровольцев, желающих воевать на стороне «русского мира» на Донбассе. В качестве первого проверочного мероприятия Батя загнал новых постояльцев в баню, где рассчитывал проверить их на предмет наличия на теле наколок, шрамов и других материальных следов прожитых лет. Такого рода отметины могут многое рассказать о собеседнике опытному человеку. Увиденное в парной лишь усилило чувство стремительно приближающегося конца. То, что оба ветерана имеют солидный опыт боевых действий, Батю не удивило. Он это понял сразу по глазам. Теперь его догадки нашли материальное подтверждение. У одного из них на спине остались застарелые следы от ожога. Такие обычно остаются после знакомства с выстрелом из «Мухи». Кроме того атаман заметил следы обморожения ног, какие бывают у альпинистов или людей, побывавших в тяжелых условиях крайнего Севера, а также еще свежие отметины от когтей и зубов дикого зверя, словно его подрала рысь. Каких-либо наколок или других свидетельств уголовного прошлого замечено не было. Только на груди был выжжен странный знак. Именно выжжен, не выколот. Как клеймо у скота. Второй был среднего роста, поджар и крепок. Его относительно молодое, подвижное лицо резко контрастировало с обильной сединой. Голые плечи были массивные, как валуны, блестящие, а длинные руки, словно кто вырезал из темного дуба – толстые, рельефные, с выпирающими мышцами и сухожилиями. В нем чувствовалась мощь, но лицо оставалось спокойным и даже смиренным. Из особых примет у него был небольшой шрам на левом плече в виде причудливого узора, явно рукотворного, многочисленные следы от грубо заштопанных ножевых и пулевых ранений разной степени свежести, включая совсем недавние, еще незажившие раны, а также, как и у остальных товарищей, отметины от зубов и когтей крупного хищника. Самый молодой из этой троицы – долговязый, нескладный рыжий парень меньше всего походил на отчаянного «рубаку», но и он был «украшен» помимо небрежно зашитой глубокой раны на голове, совсем свежим шрамом от мощного удара ножом в живот. На его груди горел точно такой же рисунок, как и у старшего, только в отличие от того, рисунок был вырезан, причем довольно коряво. Складывалось впечатление, что кто-то наспех резал живую плоть грубым, неприспособленным для таких целей инструментом, от чего часто ошибался и резал снова, прямо поверх кровоточащей раны, а где не получалось, выжигал раскаленным ножом. Это должна была быть чертовски болезненная процедура. Рыжий никак не походил на брутального мачо, добровольно подставляющего свою грудь под садистскую роспись. Значит, это какая-то секта. Причем, ребята в ней, похоже, серьезные. Знают, с какой стороны за шашку браться. Да не просто знают, а берутся, и довольно часто. Эти парни недавно побывали в серьезном переплете. Побывали вместе. Раны у всех получены примерно в одно время и имеют схожий характер, как будто на одной охоте побывали. Только вот кто и на кого охотился – загадка. Загадкой было и то, что имеющиеся у них повреждения должны были поставить их получателей на грань жизни и смерти, в лучшем случае приковать к больничной койке на полгода. Эти же вели себя спокойно, двигались без ограничений, не обращая внимания на разорванные мышцы и неминуемые повреждения внутренних органов. Неужели секта смогла обеспечить своих адептов столь эффективными, а, стало быть, и дорогими, медицинскими услугами? Отрывочные сведения, которые удалось вытянуть из неразговорчивых добровольцев, никак не проясняли ситуацию. Атаман торопиться не стал, но спустя неделю, картина не стала яснее. Наоборот, появились новые загадки. Нет, внешне никаких поводов для беспокойства эта троица не давала: жили тихо, вели себя скромно, алкоголь не употребляли вовсе, распорядок дня соблюдали, от занятий не уклонялись. Вместе с тем щемящее чувство тревоги не покидало старого атамана. Старший из этой троицы с позывным Бригадир знал военное дело не понаслышке и имел практический боевой опыт. Правда, служил давно. Скорее всего, уволился после Чеченской. Возможно, после ранения. Второй с позывным Рахман являл собой самую большую загадку. Он был быстр, силен, вынослив и чертовски находчив и сообразителен, особенно при решении спонтанно возникающих задач. Про себя атаман назвал его Маугли. Остальные бойцы подхватили прозвище. А он и был как Маугли, которого воспитали волки, и лишь недавно эти двое его отловили и смогли каким-то образом приручить. Иначе как объяснить полное незнание реалий и неприспособленность к современной жизни одновременно с поразительной адаптивностью к условиям дикой природы, звериное чутье и неспецифические для современного человека навыки древнего охотника. Он абсолютно ничего не понимал в технике и электронике, не умел пользоваться бытовыми приборами, даже не знал их название, был абсолютно равнодушен к высокотехнологичным изделиям и восхищался простейшими игрушками. Так, он не проявил ни малейшего интереса к последнему тепловизору и прыгал от восторга, как папуас, получивший зеркальце, когда увидел простейший китайский воки-токи. Он с удовольствием посещал все занятия, внимательно слушал инструкторов, вопросов практически не задавал. А по вечерам его товарищи долго, терпеливо и подробно переводили ему слова инструктора на язык для дебилов. При этом кем – кем, а дебилом он точно не был. Наоборот. Он обладал острым, живым умом, был крайне въедлив и всегда старался докопаться до самой сути, доводя порой своими наивными вопросами до белого каления. Зато в вопросах выживаемости в диких условиях, а также по разведывательно-диверсионной тематике ему не было равных. Он обладал поистине волчьим чутьем. По запаху и шуму шагов мог определить не только направление, но и расстояние, а также количество и примерную силу приближающегося противника. Лес знал лучше самого Лешего, а передвигаться по нему мог как волк, быстро, тихо, абсолютно незаметно. Ни один листик не дрогнет. Ни одна веточка не хрустнет. Он просто делал шаг в сторону и растворялся в чаще. Как будто и не было его вовсе. Следы читал как открытую книгу. Знал голоса всех птиц и зверей и умел с ними общаться. Маугли он и есть Маугли. Было видно, что он прирожденный воин. Хотя практики было явно недостаточно. Но учился очень быстро. Все схватывал на лету. Автомат освоил быстро, пользовался умело, но не любил. Предпочитал холодное оружие: ножи, дротики, топоры он метал лучше и эффективнее, чем большинство стреляет. Однажды он увидел в каморке у атамана старый, но еще крепкий блочный лук, который в свое время подарили атаману на день рождения. Лук был тяжелый, неудобный. Стрелять из него толком никто не умел, да и стрелы потом из мишени вытаскивать, то еще удовольствие. Лук быстро надоел, и его забросили в дальний конец каморки. Рахман как увидел этот лук, так аж затрясся весь. Глаза горят, слюна потекла. Вокруг атамана разве что с бубном не плясал. Уговаривал продать. Батя из вредности покочевряжился немного, а потом отдал. Просто так отдал. От сердца. Рахман принял подарок с благоговением, бережно и аккуратно. Его глаза светились неподдельным счастьем, как у ребенка, получившего от Деда Мороза долгожданную игрушку. Глядя на Рахмана, суровый атаман чуть не прослезился от умиления. Он уже изрядно подзабыл, как это приятно – делать подарки. Видя искреннюю радость, восторг, благодарность, сам испытываешь ни с чем не сравнимое удовольствие, словно Бог согрел тебя своим добрым светом… Увы, такое бывает не часто, и, к сожалению, почти всегда с детьми. Может быть потому что, взрослея, мы грубеем душой, теряем искренность, учимся врать, изворачиваться, прятаться… Жаль. Атаман улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. Он вспомнил, как ласково Рахман погладил ложе, опробовал тетиву. Как пытался сформулировать слова благодарности, но не мог, от того смущался и замолкал. Как он быстро уходил, бережно прижимая к груди свое сокровище, словно боясь, что Дед Мороз передумает и заберет подарок обратно, стремясь уйти как можно дальше и там, в тишине, остаться один на один со своей мечтой. Как пропадал потом почти сутки. Как потом вернулся, довольный как слон после трехведерной клизмы. Принес лук, тщательно отполированный, в специальном чехле, и колчан со стрелами. Он молча подошел к атаману и отдал мешочек. Как выяснилось позже, в мешочке было три старинных золотых монеты, на каждую из которых можно было купить сотню самых дорогих луков, что лишний раз свидетельствовало об абсолютной непрактичности Маугли. Атаман пытался вернуть монеты, но Рахман наотрез отказался. Он пребывал в прекрасном расположении духа и был готов возлюбить весь мир. Бригадир попросил продемонстрировать свое умение владеть стрелять. Рахман не стал ломаться. Увиденное настолько поразило атамана, что он сильно усомнился в преимуществах современного оружия. С пятидесяти шагов Рахман за три секунды тремя стрелами поразил три средних размеров яблока. При этом применил невиданную технику скоростной стрельбы. Стрелы он держал не в колчане, и не перед собой, как показывают в фильмах, а между пальцами. Движения были быстрыми, но плавными и очень расчётливыми. Закончив стрельбу, Рахман заявил, что он сейчас не в форме, а вот раньше он мог держать в воздухе одновременно до пяти стрел и со ста шагов попадал в воробья. Ну а на последок он добил атамана, поразив цель, спрятанную за «мертвым» препятствием. Он пустил стрелу по очень крутой, почти вертикальной траектории, и что, самое удивительное, попал. После чего он довольно крякнул и заявил, что именно так он выиграл спор у лучшего стрелка Хазарского каганата.