Кирилл Берендеев - ЦТП

По прошествии недели, генерала пригласили в далекий городок на востоке, славящийся своими целебными источниками и грязями, пустышное вроде бы предложение, пришедшее из канцелярии Госсовета, но старик собрался немедля – намечалась важная встреча друзей старых времен. О своей работе в аппарате он забыл напрочь, буквально светился и, наплевав на телевизор, сыпал ворохом воспоминаний весь вечер. Лидия, сославшись на усталость, оставила нас. Еще перед этим меж нами вышла размолвка: молчание начало потрескивать разрядами невысказанных слов. А генерал вдруг предложил сопровождать его. Я, минуты назад мечтавший уйти, а потом тихонько пробраться к дому Лидии и просить прощения, сам не поняв как, согласился.

На полпути, на одном из перевалов, машина подверглась нападению. Старый пикап, с истошным ревом стукнулся в борт нашего лимузина, кинув на придорожные валуны, загремели выстрелы. Водитель, пытавшийся достать пистолет, был убит на месте, в разбивающиеся стекла полезли стволы и руки. На голову набросили мешки, пахнущие геранью, заломив, связали руки, старик пытался сопротивляться, пара ударов, и я услышал, как бесчувственное тело протащили к другой машине. В лицо пахнуло чем-то холодным. Я провалился в небытие.

А когда вернулся, показалось, будто ослеп. Спешно схватился за лицо, нет, всего лишь плотный непроницаемый мешок. И тут же получил крепкий удар в грудь, от которого снова завалился на пол.

– А ну, лежи и не дергайся.

Я даже не испугался, настолько был ошарашен случившимся. Поражен до глубины души. А потому верно, не сразу сообразил, что мне, пришельцу, надлежит делать в таких случаях. Ничего подобного прежде не происходило, да я и не слышал, чтоб происходило хоть с кем-то. Я послушно дал сковать себя наручниками, и вслушивался в шепот хриплых от волнения голосов, не разбираемо мужских или женских.

– Старик на месте? – Да, упакован надежно, проверено. – Точно не отыщут? – Даже не сомневайтесь. – А с этим что? Он вообще кто ему? – Не представляю. По виду северянин, может, враг детства? – Может, из сыновей перебежчиков? – А куда его деть-то, у нас мест… – Погоди, вы его обыскали? Может, он телохранитель… – Из иностранцев?

Ко мне подошли двое или трое сразу, в грудь тыкнулся ствол.

– Подождите, я не иностранец, я не имею к генералу никакого отношения, знакомый его дочери, – и тут только вспомнил и спохватился: – Я инспектор из ЦТП. Прибыл на вашу планету…

– Ах, зараза! – перестук каблуков по бетону пола. От меня шарахнулись, внезапно я услышал звук передергиваемого затвора, такое, даже если не смотреть исторические фильмы, ни с чем не спутаешь.

– У меня внутренняя виза есть на посещение, снимите это, я достану.

– Где?

– Во внутреннем кармане, нет, слева, – по груди зашарили торопливые, руки. Нашли искомую карточку, – счастье, я не оставил ее в номере, не доверяя примитивным механическим замкам, звонко щелкавшим по утрам, когда начинали свою работу уборщицы. Долго разглядывали. – Надломите, она заработает.

Щелчок, новая порция молчания. И тихий голос:

– Что теперь делать-то?

Никто не ответил. Тишина затягивалась, ватная, жуткая. Руки стали затекать. Я пошевелился, пытаясь переменить позу, за спиной послышалось шуршание, каблуки затопали, удаляясь. Журчание далекого беспокойного разговора – будто ручей плескался. Я снова зашевелился на полу, нагретом солнцем. Очень хотелось встать и размяться, пойти уже к себе в гостиницу и забыть обо всем. Почему-то никак не желало приходить в голову, что все происходящее реально. Не плод фантазий, не розыгрыш старика генерала, решившего показать, как было во времена оны, когда его самого, во время войны, захватили в полон и держали в каменном мешке месяц.

Кажется, они сами не понимали, что со мной делать. Разговор становился неровным, нервным. Я услышал пару фраз – «высадить подальше», «еще подержать, пока не решим». И наконец: «может, уж хватились, а мы…». Я похолодел и вздрогнул. Ведь специально отключил чип слежения, чтоб не лезли, не дергали, не мешали отдыхать. Так всегда делал на курортах, так все поступают….

Совсем стихло. Верно, стоят, смотрят. Я откашлялся.

И тут меня подняли и снова потащили куда-то. Усадили на табурет. Браслеты звякнули, освобождая руки. Я не шевелился, голова шла кругом; тут только кто-то догадался снять мешок, на миг неяркий свет ослепил.

Меня посадили лицом к заходящему светилу, багряными лучами освещавшего неуютное помещение с растрескавшейся мебелью. Стекол не было, их заменяли бамбуковые жалюзи, скатанные до половины в темный свиток.