Михаил Жванецкий - Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые

Она . Нет-нет. Это все осталось. Год рождения – 1926.

Он . Мне же сорок два...

Она . Это по-старому. Вам теперь пятьдесят шесть, еврей!

Он . Опять?!

Она . Да. Родители – кулаки-землевладельцы.

Он . Откуда? Что? Какие землевладельцы? Мы из служащих...

Она . Нет, нет. Это изменено. Вам должны были послать открытку, но я вам могу зачитать, если хотите.

Он . Да. Да. Обязательно.

Она . Крысюк Семен Эммануилович, пятьдесят шесть лет, из раскулаченных, продавец.

Он . Кто?

Она . Продавец овощного отдела.

Он . Позвольте. Я врач. С высшим. Первый медицинский в пятьдесят втором году.

Она . Нет, нет. Это отменено. Вы продавец.

Он . Где, в каком магазине?

Она . Вы сейчас без работы. Вы под следствием и дали подписку.

Он . За что?

Она . Недовес, обвес. Этого в карточке нет, то ли вы скрывали. Я не поняла. Вам пришлют. Там что-то мелкое. Ну, у вас родственники там...

Он . Нет у меня там.

Она . Теперь есть.

Он . Где?

Она . В Турции.

Он . Турки?

Она . Нет... Сейчас палестинцы. Тут написано, что вы подавали какие-то документы. Что-то просили.

Он . Что просил?

Она . Тут неясно. Вам отказано. И от соседей заявление. Просят вас изолировать.

Он . Мы же незнакомы. Я их никогда не видел.

Она . Просьба рассматривается. Скажите спасибо, что у меня время есть. Я не обязана отвечать, я завтра ухожу в декрет, так уж сегодня настроение хорошее!

Он . Спасибо вам, пятнадцатая, пусть ваш ребенок будет здоров.

Она . Так что вы сейчас из дому не выходите. Соседи могут избить вас.

Он . Ладно. Спасибо. А тут письма, повестки на имя Крысюка, что делать?

Она . Ну как? Отвечайте. Это вам все!

Он . Простите, у меня дети есть?

Она . Сейчас... Маша, посмотри у Крысюка дети... (Щелкнула.) Минуточку! (Щелкнула.) Двое. Сын восемнадцать и дочь двадцать семь.

Он . Где они?

Она . Он спрашивает, где они. (Щелчок.) Уехали в прошлом году.

Он . Они мне пишут?

Она . Минуточку. (Щелчок.) Им от вашего имени сообщили, что вы скончались.

Он . А всем, кто меня вспомнит под старой фамилией?..

Она . Лучше не стоит общаться. У вас и так хватает... Вам еще – курс лечения...

Он . От чего?

Она . Здесь сказано – туберкулез.

Он . Но я здоров.

Она . Сказано – кашель.

Он . Возможно.

Она . Вам тут что-то положено.

Он . Что?!

Она . Штраф какой-то.

Он . Спасибо.

Она . Да! Вы должны явиться.

Он . Ну и черт с ним.

Она . Нет. За деньгами. Перевод был. Но вас не нашли.

Он . Как – не нашли? Вот же находят все время.

Она. Вас не нашли и отправили обратно.

Он . Откуда перевод?

Она . Не сказано.

Он . Скажите, девушка, а внешность мне не изменили?

Она . Вот вы даете. А как же можно внешность изменить? На глупости у меня нет времени. (Щелчок.)

Он . Так что же мне делать?

Голос из трубки. Ждите, ждите, ждите...

Обыкновенное времяпрепровождение нашего человека – смотреть, как бы чего не свистнули, другого – наоборот, и оба заняты. Половина пассажиров следит за тем, чтобы другая половина брала билеты в трамвае, и первая половина уже не берет: она на службе. Таким образом, едет по билетам только половина народа.

Так же как половина населения следит за тем, чтобы вторая половина брала в порядке очереди, и сама, естественно, или, как говорят, разумеется, берет вне очереди, из которой тоже образуется очередь, параллельная первой. И те, кто стоял в живой очереди, зорко наблюдают за порядком получения в очереди, которая вне очереди, чем и достигается вот эта прославленная всеобщая тишина.

Товарищи! Вот было время, кто нас помнит! Как было интересно разоблачать, искоренять, высмеивать эти недостатки! А возмущались, а жаждали – не славы, при чем тут слава? – а искоренения, не устранения, а искоренения, именно – нения! Если не всех, то хотя бы одного! Но с условием: при жизни! Золотое время – молодость! Как чего-то одного хотелось! Не всего слабо, как сейчас, а одного и сильно, как тогда. Это же еще только начинались беспорядки на железной дороге, а мы уже – и куплеты, и танцы! Это еще колбаса приличная была, мясо в сосисках, бычки до потолка, сгущенка стенами стояла. А мы уже кипели. Нам кричали: «А что вы предлагаете? Критиковать все могут». «Вот вы и критикуйте!» – кричали мы. «Ну и что же?» – кричали они. «Что же? – кричали мы. – Искусство разве не меняет жизнь?» «Никак!» – кричали они. «Врете! – кричали мы. – Вот оно как повсюду!» «Как?» – кричали они. «А так», – отрезали мы. Ох, время золотое! Слава богу, все прошло. Перевалили. Затихли. Сейчас иногда вскрикнет кто-то, но остальные придержат. Глянь в зеркало – пожилой мужчина... Но как приятно на свои фотографии смотреть... Ох, если в вернуть то время! Может, так же и прожил бы сначала, если в не знать, конечно, чем оно все кончится. Снова не знать и снова бороться. Эх! О сегодняшнем дне говорить не буду, так как не понимаю, о чем идет речь. Настолько меркнет то, что есть, перед тем, чего нет... И как-то тишина так, покой, безветрие. Только молодежь спрашивает: «Как это вам удалось? Какими вы были?» Что нам удалось, не знаю, а вот какими мы были, не знаю тоже. Я так думаю, что смотреть на нас в любом состоянии – большое удовольствие. И сейчас кипим. Раньше по поводу непорядков, сейчас – по поводу неудобств. Но кипим. Нас так и найдут – по испарениям.