Урал улыбается

Приближалась станция. Когда поезд начал замедлять ход, Корж спустился на подножку. Рывок — и он, сжавшись в клубок, покатился под откос. Поезд прошумел мимо и скрылся. Падая, Корж стукнулся головой о большую ветку, и теперь медленно приходил в себя. Вдруг вспомнил все, рванулся, чтобы встать, но в глазах потемнело, и он снова опустился на землю. Через минуту медленно поднялся, пошатываясь, подошел к ближайшему дереву и прислонился. Затем сбросил пиджак, оторвал рукав от рубашки, туго перевязал им голову и медленно двинулся в чащу леса. Боль стала терпимой, и Корж зашагал быстрее. Еще быстрее, еще быстрее, и вот он уже почти бежит.

«Скорее к Ваниной горке, а там вправо, по зимнику и — на вырубки», — думает Корж. Мысли лихорадочно скачут, сталкиваются и разлетаются в пустоту.

— Черт меня дернул сесть в этот поезд! Надо было прямиком через балку — и вся любовь. Неужели обойдут, неужели настигнут? Ну, нет. Шалишь, брат. Корж так легко не сдается.

Вот и Ванина горка. Корж взобрался на кручу, вгляделся и нырнул в заросли шиповника. Ободрав лицо и руки, он выбрался к зимнику.

«Только бы выиграть время, — думал он, — двадцать, тридцать минут могут решить исход дела».

Вид у него был жалкий: разорванная одежда, кровоточащие ссадины на лице и руках, забинтованная голова. Стиснув зубы, размазывая пот с кровью по лицу, Корж вытащил нож и двинулся к вырубкам. Яркий солнечный свет бросился в глаза. Вот он,золотой каньон, вот она, земля обетованная! Душа ликовала: успел-таки, опередил. И Корж прохрипел:

— Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном.

Грибов было действительно несметное количество. Через полчаса мешки были набиты отборными опятами.

На вырубках показались пассажиры с грибного поезда. По изможденному, но гордому лицу Коржа сползала слеза счастья.

Работал на Пермском моторостроительном заводе имени Свердлова токарем, мастером, редактором «Спутника Крокодила», единственного в стране заводского многотиражного сатирического журнала.

Кладовщик Петров Пахом

Воровством построил дом.

И Петрова обсуждали,

На месткоме «правили».

Ох, ругали! Строгий дали!

— Ну, а дом-то отобрали?

— Нет, ему оставили:

Побоялись, что Пахом

Будет красть на новый дом.

Осла учили ремеслу.

А ремесло зачем ослу?

Таскал бы ящики, кули...

Но вот, иначе не могли.

Учили...

Такую разнарядку получили.

Работал буровым мастером в геологоразведке, худруком в районном Доме культуры, артистом разговорного жанра на эстраде, журналистом. В настоящее время — режиссер Свердловской студии телевидения. Выступал с рассказами в нескольких коллективных юмористических сборниках.

Значит, так. Едва я появился на работе, меня тут же отвел в сторону приятель, но уже исполняющий обязанности.

— Слушай, старичок. Сегодня заседание тарификационной комиссии... Учти сразу: первой категории тебе не видать. Знаю точно: это решено. Так что предупреждаю: на рожон не полезу, тут я — пас. Нет, «против» я не буду, но — «воздержусь». Сам понимаешь — зачем против ветра... Но я к тебе по-прежнему!.. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

Потом меня вызвал старший.

— Вот что, друг-приятель... Сколько мы с тобой вместе трудимся?

— Да лет десять без малого.

— Вот именно. Без малого. Десять. Ты знаешь мое к тебе отношение. Знаешь? Или нет?

— Знаю.

— Какое?

— Ну, нормальное. Хорошее.

— Вот. Хорошее. И все это знают. Сразу начнутся попреки: лучший заказ — любимцу!.. Короче, чтоб никто ничего — сделай ты эту копеечную работу, от которой все отказываются... Лады! Именно потому, что ты знаешь, как я к тебе отношусь!

А тут предместкома навстречу. Мы его месяц назад выбрали. До этого в отделе вместе работали.

— Здорово! — говорит. — Тебя-то мне и надо! Слушай, путевка тебе никак не получается... В принципе она есть. Но все же знают, что мы с тобой приятели. Пойдут разговоры... Слушай, давай в другой раз, а? Только без обид! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

В буфете наша поилица-кормилица подсунула мне вчерашние бутерброды и шепнула:

— Будь другом, доешь!.. Свежие будут позже, а эти куда?.. Других мне просить неудобно, а ты — свой.

Едва я вошел в наш горластый двор, как невидимый наблюдатель завопил: