Мануил Семенов - Хлеб сатирика

— Значит, рыбаков отправили без горячей пищи? — грозно спросил он.

— Без, — виновато промолвила диетсестра. — Что ж поделаешь, такой случай.

— Безобразный случай, — резюмировал грозный администратор. — Строго внушите поварихе, а сейчас пошлите Толика на птицеферму. И непременно доставьте индюка рыбакам. Живого или мертвого.

Так индюк оказался на берегу Сейма. Теперь нам предстояло решить его судьбу. Конечно, ни у кого не было и мысли, чтобы принести гордую птицу в жертву алчным аппетитам. Но отправлять индюка обратно было бы бестактно.

— Я предлагаю приковать индюка на цепь, — сказал истый горожанин Иван Филиппович. — Так он проживет сколько угодно.

— Построим ему клетку, — предложил Иван Семенович.

— Да пусть так живет, что ему сделается, — сказал Степан.

«Пусть так» — эта формула оказалась наиболее приемлемой, и все вернулись к ухе, которая уже грозила перебежать через край кастрюли.

На Сейме мы прожили целую неделю. Поднимались в пять утра, ловили до двенадцати, варили уху, в три снова выезжали и возвращались лишь с наступлением темноты. После ужина и чая все забирались в спальные мешки. Впрочем, за одним исключением. Николай Петрович, убедившийся, наконец, в недосягаемости лещиного стада, загорелся новой идеей — ночной ловлей сома. Николай Петрович от кого-то узнал, что на Сейме водятся огромные сомы, и теперь каждую ночь отправлялся на омут. Ловил он на червя, на лягушонка, на пескаря. Мы посоветовали попробовать половить на жареного воробья. С помощью Степана Николай Петрович добыл несколько воробьев и зажарил их на костре. С ночной ловли он возвращался поздно, когда мы уже спали. Утром никто не задавал ему никаких вопросов. Это было излишне. Ясное дело, сомы не даются. Зачем же напоминать об этом лишний раз, зачем расстраивать человека?!

Персонал артели, включая сюда и индюка, чувствовал себя превосходно. Последний оказался очень покладистым малым. Ел все, что ему предлагали, днем не уходил далеко от стоянки, а по ночам спал у костра. Индюк особенно привязался к Ивану Семеновичу. Он не отходил от него буквально ни на шаг. Индюк очень любил моменты, когда на катушке у Ивана Семеновича образовывалась очередная «борода». Тогда индюк располагался рядом и пока Иван Семенович распутывал лесу, часами нежился в песке.

Наступил день отъезда. Когда мы погрузили вещи в прицеп и уселись в машину, то выяснилось, что поместить индюка решительно негде. Наш пернатый гость одиноко стоял у потухшего костра. Накрапывал дождь, и индюк чувствовал себя явно неуютно. Но делать было нечего, индюка можно было захватить лишь вторым рейсом, а пока наблюдение за ним поручить леснику. Так и условились.

Но договоренность эта не была соблюдена. Едва Толик появился в пределах санатория, как ему дали новое поручение. Не смог он поехать на Сейм и на другой день. Об индюке забыли.

Тем временем артель «Эх, уха!» продолжала столь успешно начатую на Сейме добычу рыбы. Состоялись две очень удачные поездки в Якушино — на старое русло Сейма. Был разведан замечательный пруд в деревне с лирическим названием — Груня. Однажды артель доставила отсюда около пуда сазанов, карпов и карасей. Рыбные блюда явились приятным дополнением к довольно однообразному санаторному меню. Авторитет артели в глазах отдыхающих и администрации санатория рос и укреплялся.

Но происходил и другой, пока скрытый процесс, свидетельствующий о том, что дни артели сочтены. Уехал Иван Филиппович, так и не поймавший на свою великолепную снасть ни одной рыбины. Кончился срок путевки у архитектора Мухина. Эта потеря оказалась особенно чувствительной: мы лишились прекрасного администратора. Новый член артели Володя, старейший деятель пионерского движения, стал открыто критиковать деспотизм Димки, и внутри артели начались распри.

Критика шла и извне. Добчинский и Бобчинский всюду не уставали говорить, что своими поездками мы срываем организованный отдых. Не прекращались нападки на Николая Петровича. Злополучная история с выползками не была забыта, старожилы санатория посвящали в нее каждого вновь прибывшего. Многие критиковали даже название нашей артели, находя его слишком вульгарным.

Так наступил кризис. Оставшиеся члены артели решили покинуть санаторий все вдруг, вне зависимости от сроков путевок. Началась сдача инвентаря Степану. И тут опять на сцену появился индюк. Вспомнил о нем Иван Семенович:

— Это ведь тоже казенное имущество. Так сказать, живой инвентарь. Артель должна его сдать.