Нет предела, как сообщает художественная литература, влюбленности людей в собственные профессии. И просто не оторвать нашего современника от вверенного ему инструмента, отчего и засыпает он в быту, не иначе как прижав к груди любимые: шабер, шрабкугель, цинубку, а иногда — кошельковый невод.
И настолько живет производственник коллективом, что нет, не портрет белобрысой очаровашки в купальнике стоит на ночной тумбочке холостого лекальщика Габузова. А стоит там в рамке из болтов и планшайб портрет сердечного друга молодежи и наставника ее на путь истинный — сменного мастера Золова.
А уж у Золова в семье обстоит дело так, что завсегда его внуки предпочтут, чтобы им подарили измерительную плитку Иогансона, а не плитку шоколада.
Но:
Вопрос этот освещается мало, тем не менее однажды холостого лекальщика Габузова посещают вдруг мысли: что за банный лист этот мастер Золов, да и весь этот цех надоел до тошнотиков!
Тоже и мастер с известной периодичностью предается мыслям о том, до чего же обрыдли ему все лица коллег.
То есть в отношении личности к коллективу и рабочему месту наступает то самое, что отражено в песнопении: «Земфира неверна. Моя Земфира охладела!»
С Земфирой, ясно, случай необратимый. Тогда как охладевание граждан к любимым трудовым процессам может тревожить менее, поскольку оно временно: просто люди устали, им хочется в очередной отпуск. Хочется бездумности, новых лиц, новых встреч, перемены обстановки, ветерка в голове.
Извинительное состояние.
А далее человек кумекает: как же реализовать его, отпуск?
Утлы были прежние представления о горизонтах, открытых отпускнику. Не шли они дальше того, чтобы навалиться всем союзным отпускническим скопом на южные берега страны. Как бы свет клином сходился летом на этой местности. И хотя напрягала силы индустрия отдыха, воздвигала на юге помпезные кузницы, бастионы и цехи здоровья — все же сильные недочеты претерпевал там курортник, особенно в части быта и культурной программы.
Были при этом на юге и идеальные здравницы, мечта да и только. Всем запросам и вкусам потрафил бы, скажем, известный «Артек» — но не выселять же оттуда детей!
Вот так и чупахался в бульонной прибрежной воде южный курортник, бродя остальное время, влитый в прочие толпы, среди жестколистных аллейных растений в стрижке «сэссун».
Но настало, настало затем прозрение, большой сдвиг произошел в сознаниях: отпускник открыл для себя страну, что она территориально почти в целом годится для отдыха.
Кузницы здоровья, рассудил отпускник, — это хорошо. Вот когда настигнет меня опоясывающий лишай или в левом легком возникнет так называемый синдром снежной бури, — тогда можно будет прибегнуть к услугам кузниц. А пока я здоров (и ведь большая часть населения безусловно здорова!), зачем мне замыкаться этим стиснутым кругом, зачем шаркать в ялтинских человекопотоках, обдуваемому чебуречными ветрами? Я ослаблю свой пресс на курорты для тех, кто воистину пошатнулся печенью или почкой!
И чуткая легкая промышленность под такую ломку сознаний выпустила резко увеличенные рюкзаки, в продаже известные под названием «абалаковских». И другие промышленности выпустили вполне сносные байдарки, палатки, компасы, примусы «Шмель», автоприцепы «Скиф»...
И освоил-таки отпускник среднюю полосу державы, и даже затаборился по ту сторону Полярного круга. И находил он большую приязнь в рассредоточении, в отдыхе малыми группами, когда нету вокруг миллионного, заморачивающего мельтешения лиц, а всего лишь соседствуют с тобой тридцать семь человек, все из разных ведомств и министерств, что опять интересно, не утомительно («А что же это, скажите, за специальность такая — инвеститор? Прогрессивки у них бывают?») И соседствует с нашим отпускником Петр Евграфыч, занимает рядом коттеджик, крайне тонкий природолюб, составитель уникальной фонотеки «Слушай: лягушки!», где премьерствует лично им открытый в майскую ночь трехоктавный лягуш-феномен с реки Учи. И в прочих коттеджиках приятная публика: кто горит идеями замедленной съемки растений, а кто, наконец, просто ложится на постель российской природы, заряжая от нее свои аккумуляторы и конденсаторы нравственных и физических сил.
И вот тут мы нажмем на тормоза: стоп, что за слово было обронено нами — «коттеджики»? Откуда они взялись для отпускников посреди заветной природы?
Читать дальше