Б. Горобец: Медики шутят, пока молчит сирена

Спустя четыре года после смерти Гарвея, в 1661 году, Мальпиги опубликовал результаты микроскопических наблюдений строения легкого и впервые дал описание капиллярных кровеносных сосудов, соединяющих артерии с венами. Таким образом, была раскрыта последняя тайна системы кровообращения. С помощью микроскопа Мальпиги обнаружил то, чего не мог видеть Гарвей. Мальпиги указал на то, что легкое состоит из бесчисленного количества мелких пузырьков, опутанных сетью капиллярных кровеносных сосудов. И хотя он не смог установить, в чем заключается роль легких в организме животного и человека, но категорически отверг теорию Галена об охлаждении крови в легких. Он дал подробное описание строения почек, где обнаружил клубочки, названные впоследствии по имени ученого мальпигиевыми тельцами; кроме того, Мальпиги описал строение кожи, селезенки и других органов и тканей.

Высказанные Мальпиги теории вызвали в ученом мире Италии волну возмущения, ведь он покушался на освященную традицией науку Галена. В Болонье, где Мальпиги в течение 28 лет преподавал на медицинском факультете, он не сумел противостоять нападкам. Он переехал в Мессину, где надеялся спокойно продолжать свои исследования. Однако Мальпиги сильно разочаровался, потому что его и здесь настигла ненависть конкурентов. Спустя четыре года он вернулся в Болонью, после того как знаменитая Лондонская Королевская Академия выбрала Мальпиги своим членом. Но профессорский корпус Болонского университета не принял и этот факт к сведению. Иногда доходило до скандалов. Однажды некий противник Мальпиги ворвался в аудиторию, в которой Мальпиги читал лекции, и обратился к студентам с требованием покинуть аудиторию, потому что, дескать, теории Мальпиги вздорны, а сам Мальпиги — старый дурак. Другой раз банда хулиганов в масках, под предводительством двух знакомых Мальпиги коллег-профессоров, которых он распознал, несмотря на маски, напала на дом Мальпиги, разгромила обстановку и побила хозяина, не взирая на то, что ему исполнился уже 61 год. Это окончательно истощило терпение Мальпиги. Он отказался от чтения лекций в Болонье, поселился в Риме, где вскоре был назначен личным врачом римского папы. В этой должности Мальпиги спокойно работал до самой смерти.

В городке Делфт, в котором он провел всю жизнь, Левенгук торговал мануфактурой и принадлежал к кругу обывателей. Но у него было одно удивительное увлечение. Свое свободное время он посвящал шлифовке оптических линз, которые вставлял в металлические рамки и, расположив одну над другой, рассматривал под ними все, что попадалось под руку: песчинку, вырванный с головы волос, жало осы, каплю воды. Дошло до того, что Левенгук продал свою мануфактурную лавку и поступил на должность швейцара местной ратуши, чтобы иметь больше времени для таких оптических исследований. Постепенно он достигал все больших увеличений. И вот как-то, рассматривая под своим микроскопом каплю воды из городского канала, он увидел в ней сотни и тысячи мельчайших живых созданий. Так Левенгук стал первым человеком, увидевшим мир «инфузорий», ранее невидимый невооруженным глазом.

С тех пор Левенгук находил мельчайшие создания везде: в слюне, в отходах организма, в дождевой воде. Неужели эти микроскопические живые существа падают с неба? Но в чистой дождевой воде не было инфузорий. Только спустя четыре дня Левенгук обнаружил между попавшими в дождевую воду частичками пыли и мелкими волоконцами плавающие и кружащиеся создания, число которых росло с каждой минутой. Новое чудо! Микроорганизмы развиваются в воде с необыкновенной быстротой.

О своем открытии он написал Королевскому обществу в Лондоне на голландском языке, так как латыни не знал. С этого момента о Левенгуке заговорили в ученых кругах Европы. Он делал все новые открытия и сообщал о них ученым мужам в Лондоне. Однажды он рассматривал под микроскопом частичку вещества, взятого с собственных зубов, и написал, что в одном зернышке этой белой массы было больше микроскопических организмов, чем народонаселение во всей Голландии. Со временем Левенгук стал одним из знаменитейших членов Королевского общества. После него осталось четыреста микроскопов. Он не продал ни одного из них, хотя ему предлагали много денег: микроскопы так и остались величайшим сокровищем скромного торговца мануфактурой.