Евгений Дубровин - Урал улыбается

— Это вы верно подметили…

— Вот и хорошо. Теперь можно и на правление вынести. Тэ-эк… Тэ-эк… А стоит ли писать тут про эти десять тонн зерна? Сам ведь знаешь, какой у нас народ. Начнут трепать языком. Глядишь, слухи и до управления доползут. А там, известное дело, скажут: «Куда смотрели руководители колхоза?»

— Оно и верно. Почему это мы должны держать ответ из-за какого-то Хурматуллина?

— От греха подальше. Вычеркни-ка ту часть, где про кражу говорится… Теперь хорошо, и складно так получилось. Тэ-эк… Тэ-эк… А вот тут ты написал: «Систематическое появление на работе в нетрезвом состоянии». Это, конечно, правильно. Вечно от него винищем разит за версту. Только ведь и нам может нагореть за это. Куда, скажут, смотрели руководители? Почему терпели до сих пор такого алкоголика? Напишем лучше так: «За то, что иной раз допускал появление на работе в нетрезвом состоянии».

— Совершенно верно. Зачем нам за чужой грех напрашиваться на тумаки.

— В такой редакции можно и оставить. Он сам, главное, не обидится. Если действовать по закону, мы должны были бы передать дело в суд. А мы ему дадим выговорок да и переведем на другую работу. За что? За то, что «иной раз допускал появление на работе в нетрезвом состоянии и халатно относился к своим служебным обязанностям». Лучшей формулировки не выдумать, члены правления непременно одобрят. Тэ-эк… Тэ-эк… Пораскинем-ка мозгами… А не будет ли чересчур много сразу два наказания? И снимем с работы и выговор?

— Пожалуй, верно: ведь человек же… И мы тоже люди. Как бы самим не угодить в ту яму, которую копаем другому…

— Ты прав. Итак, мы его снимаем с работы за халатность. И точка. Больше никаких изменений вносить не будем. Меньше такому ворюге дать никак нельзя!

— Да-а… Это верно, но, с другой стороны, такого ответственного работника снимаем с работы за одну только халатность…

— М-да-а… Сложная проблема. В самом деле, можно ли гнать человека только за некоторую халатность? Копаться начнут, придираться… Подумают, что мы поспешили расправиться с неугодным человеком. Что же делать, а?

— Ну и беда же на нашу голову свалилась!

— Может, лучше оставить его на месте? Вызвать сюда, продрать как следует. И пусть пока работает?

— Чудесно. Я с вами вполне согласен.

— Значит, договорились? Вызываем его сюда, даем взбучку…. Ты его вызови и поговори. Скажи, коли не перестанешь воровать, ни минуты не продержишься на работе…

— Нет, я не могу. Ты начал, ты и доводи дело до конца. Не люблю я вмешиваться в председательские дела…

— Да-а… Трудная проблема. Раз так, пусть-ка он продолжает работать. Я пока ничего ему не буду говорить. Вот если еще раз попадется с ворованным добром, тогда-то уж мы ему спуску не дадим. Устроим такую баню… Пусть только попадется!

Перевод с башкирского С. Сафиуллина

— Так как же вы зайцев стреляете? — спрашивают нас приезжие из города.

— Как! — шмыгает носом Серега. — Ежели они бегут — бьем. Прячутся — пужаем, орем, значит. И опять бьем.

Приезжие снисходительно улыбаются. Им жаль нас. У них — собаки, у нас — собственные глотки.

— А с гончими охоту видали?

— С кем?

— С гончими. С породистыми, чистокровными. Вот как наша Джильда и Нагоняй?

Мы с уважением глядим на двух белых с рыжими пятнами собак, на их счастливого хозяина. Он ежеминутно морщится. Распухшую левую руку нежно придерживает правой.

— Их работа? — спрашивает Серега.

— Да, да… Очень злобны, — тихо стонет владелец чистопородных.

Через сорок минут мы подходим к лесу.

— Покажем в работе. Зайцев хватит всем, — приглашают нас городские.

Собаки, свирепея, рвутся в лес. Хозяин изловчился и сам спускает их с поводков.

Секунда — и белых с рыжими пятнами нет. Мы бежим за ними, они — от нас. И вдруг… совсем рядом слышим басовитое: «Гав, гав, гав!»

— Нагоняй! Взял! — сияет хозяин.

А где-то чуть дальше залилась, запричитала другая чистопородная.

— Джильда, — резюмируют приезжие.

Они бегут, мы — за ними. Ничего не видим, ничего не слышим. Сколько бежим — никто не знает. Мелькают березки, кусты, сосенки, полянки, опушки, вырубы, ракитники. Наконец болото. Падаем на кочки, поднимаемся. Очумело смотрим друг на дружку: «Где гончие?»

Снова бежим. Мелькают пятки приезжих, теплые ручейки текут вдоль спины. И вдруг — тишина.