Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа (рассказы)

Екатерина Петровна с криком отшатнулась от гейзера, а мы дьявольски захохотали.

Но никто из ребят, стоящих вокруг, не улыбнулся, а Ира Дружинина сказала - вы злые хулиганы!

Екатерина Петровна со слезами на глазах отвернулась и быстро ушла.

- Зачем мы это сделали? - спросил я у Миши.

- А зачем ты сказал ей, чтобы она наклонилась?

Мы поняли, что оба, не сговариваясь, поступили мерзко.

Но этим не ограничилось. К нам подошел ответственный за выставку Александр Юрьевич. Он сказал - чтоб вас и вашего гейзера больше здесь не было.

И мы унесли гейзер во двор школы, сломали его, а паяльную лампу отдали в физический кабинет.

Все ребята смотрели на нас косо, и никто с нами не разговаривал. Два дня мы ходили по школе под этими косыми взглядами, а на третий зашли в учительскую.

- Екатерина Петровна, мы к вам, - сказал я.

- Что случилось?

- Случилось то, что мы поступили, как бандиты.

Мы не хотели причинить вам обиду. Мы не знаем даже, как это получилось... Но это неправда: мы знаем, как это получилось. И нам очень стыдно. Мы никогда больше не будем никому подстраивать таких гадостей.

Простите.

А Гохштейн сказал:

- И я теперь буду лучше учить немецкий.

Екатерина Петровна улыбнулась и сказала:

- Все хорошо, что хорошо кончается. Зеер гут.

МЫ УЧИМСЯ СТРЕЛЯТЬ

Александр Дмитриевич Пестриков преподавал у нас алгебру и геометрию. Это был коренастый мужчина с подобием маленькой бородки. В нем не было ничего математического. Скорее всего, он был похож на крестьянина, приехавшего в командировку в город.

И говор у него был крестьянский. Но это не мешало ему преподавать, и делал он это отлично. Всегда просто и точно все объяснял, но зато и требовал точности в ответах.

У нас ввели новый предмет - военное дело. Что ж?

Это было вполне понятно. Вероятно, придется еще защищать завоевания Октября, а кто это будет делать?

Вернее всего - мы. А что мы знаем? Да почти ничего.

И значит, надо нас подготавливать. Так объяснял нам Розенберг, который всегда любил все объяснять.

Занятие военным делом поручено было проводить Пестрикову. Он был прапорщиком еще в царской армии, как говорили, хлебнул фронта и даже чуть было не попал в плен к австрийцам. А в гражданскую войну он служил в Красной гвардии и был даже знаком с Фрунзе.

На первом же уроке он вывел нас на Плуталову улицу, построил, скомандовал: "р-ряды вздвой!" - и учил нас ходить в строю. Мы изучали построения и перестроения, равнение налево и направо, выполнение команды "крр-ругом марш!". Ну, словом, азы строевой подготовки

Маршируя по улицам, мы пели. Пели разные песни:

"Я пулеметчиком родился, в команде Максима возрос", "А куда ты, паренек" и многие другие. Пели неважно, но с чувством и стараясь перекричать друг друга.

В одно из занятий Пестриков повел нас в тир.

- Сегодня будем стрелять, - сказал он, - пока из мелкокалиберных винтовок.

Нам роздали винтовки, выдали по три патрона, Александр Дмитриевич показал, как надо заряжать винтовку, и рассказал правила стрельбы.

- Стрелять будем лежа, - сказал он.

В большом прохладном сарае в пятидесяти метрах от "огневого рубежа" стояли мишени - большие черные яблоки на белых листах картона.

Первый выстрел сделал сам Александр Дмитриевич.

Первая пуля попала у него в десятку, вторая в восьмерку и третья в десятку.

- Разучился уже, - сказал он, улыбнувшись. - Было время, когда все загонял в десятку... Стрельба такое дело, что без постоянной тренировки нельзя.

Рука не та, и глаз теряет точность.

Первым из группы стрелял я, но моей пули не нашли вообще. Сделал второй и третий выстрел. Одна пуля попала в белую часть мишени (молоко), вторая прорвала самый край.

Выстрелил Павка и попал в мишень Селиванова.

- Ты нас не подстрели, - сказал Пестриков.

- Буду стрелять поосторожнее, - сказал Павка, выстрелил еще. Раздался громкий выстрел, и посыпались стекла. Он попал в электрическую лампочку, висевшую под потолком сарая.

Третьим был Лёдя Андреев. С первым выстрелом он попал в девятку, а две пули попали в восьмерку и в семерку.

- Будешь снайпером, - сказал Пестриков. - У тебя хороший глаз.

Но всех побил Володя Петухов. Он всадил все три пули в десятку.

- У меня же отец военный, - сказал он. - Мне просто иначе неудобно. Меня же отец учил.

Вслед за ним стрелял Ваня Розенберг. Он стрелял в очках, но даже в очках он не мог нигде найти следов своих выстрелов.

Первый раз я увидел слезы на глазах Розенберга.