Сергей Прокопьев - Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть)

- Постою, - наотрез отказался. - Это, - говорит, - захочешь, не сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом. Ты бы такое сочинил?

- Ни за что, - честно я признался.

- Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова трещит и пониже спины огнем жжет. Такие неудобства с этими удобствами. Так что тебе на этот раз, и вправду, ничего выдумывать не надо. Одна просьба фамилию другую поставь, я человек скромный.

Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.

КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ

Валерий Егорович храпел. "Убила бы!" - говорила жена. И подавно негуманные чувства охватывали посторонних, кто волей судьбы-злодейки оказывался рядом с могучим сном. Сил не было вынести богатырские рулады. Валерий Егорович бессонницей никогда не маялся - стоило прилечь в любой окружающей обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и повез в гору. Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил надрывается, сани, груженные сверх допусков, на подъем тащит. Или самолет оторвался от бетонной полосы над самым ухом...

С такими данными Валерий Егорович лег в больницу. В палате семь человек, мест свободных нет.

- Немножко храплю, - не стал скрывать от сотоварищей по лечению недостаток.

В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.

- Это какие надо иметь бульдозерные голосовые связки! Без роздыха керосинит и керосинит!

- Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!

- Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.

- Эти извержения ватой не перекроешь. Впору деревянные пробки вколачивать!

- Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!

- Где их в больнице взять?

- Ну, не палата, а Херсон!

- Почему?

- Сон херовый!

- Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?

Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал в себя доброе ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...

Секунду, другую... десятую ни звука...

- Я уже до сорока досчитал, как молчит.

- Может, отошел к праотцам?

- Хоть поспим...

Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.

- Все! - вскочил с кровати старичок, который часа четыре пытался считать баранов со слонами, дабы уснуть. - Буду недоедать, недопивать, копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!

Буржуйской называл платную, одноместную.

Соседи толкали Валерия Егоровича в бок, дергали за нос, за уши... Бесполезно. Он храпел в классической позе - на спине. Не менее тихо - на боку, с какими-то страшными, казалось, предсмертными звуками - на животе. Такой гигант.

Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята посверкивают. А по фамилии самый что ни на есть Иванов. Себя называл профессионалом по жизни. У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка: "Люблю жить, но не умею". Иванов умел. "Где у вас ничего не выйдет, говорил соседям по палате, - я запросто!"

И не врал. Другому идти в кабинет к чиновнику или врачу за бумажкой с печатью - нож под сердце. Побитой собакой сожмется, напуганным зайцем съежится. За версту трусом пахнет. А кому хочется этим дышать? Он еще в кабинет не ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром прет. Первый, поджавши хвост бегает, второй, кулаками размахивая, но оба везде чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение. Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.

В больнице, к примеру, никого не пускают домой. Иванов в выходные с женой спит. Если доктор заартачится, он с сестричками договорится. Те напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.

Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а когда и в стену лбом саданет. У Валерия Егоровича все рассчитано. А внешне рубаха-парень, с первого взгляда хочется с ним в разведку идти или пивка попить.

В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.

- Давление у меня, парни, зашкаливает за ватерлинию, - хитро подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.

Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне именовалась процедура измерения артериального давления, - Валерий Егорович совал кипятильник в пол-литровую кружку, доставал кофе и надувался крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по лестнице пройдется. Разглядывание голых прелестниц из "Плейбоя" или "СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу давления за ватерлинию.