– Стало быть, надо найти эту картину… Где она находится?
– В Брюгге. – ответил Пис. – Это недалеко, в Голландии, рядом с Англией.
– Мы отправимся туда тотчас же! – воскликнул капитан. – Эй, ребята! Прикройте этого парня чем-нибудь. А то что он тут валяется голый, как Адам до грехопадения…
– ЧТО?!!! – завопил вдруг Пис, отчего Персефона Белуччи уронила очки, а доктор Ламборджини подскочил на месте. – Адам?!! Вы сказали Адам?
Высоченного роста рыжий человек шел по улице, шаг за шагом удаляясь от музея Медичи. На его лице играла улыбка. Человек поработал хорошо, он знал это. Он поработал хорошо и сейчас получит свою награду.
За долгие годы дисциплины он приучил себя к воздержанию. Но сейчас… Сейчас можно сделать небольшое послабление. Можно расслабиться и поддаться затягивающей, чарующей страсти… Осталось только выбрать объект.
Он свернул с шумного проспекта на малозаметную улочку, на краю которой прилепилась к тротуару тележка с балдахином. На стульчике рядом с тележкой скучала хорошенькая девочка лет тринадцати, с фиксой на зубах, в белых гольфиках, с двумя хвостиками по бокам головы, прихваченными большими белыми бантами, в белой блузке и клетчатой юбочке. В одной руке она держала «чупа-чупс», а в другой – очищенный сверху, но не надкусанный банан.
Когда рыжий убийца подошел ближе, он вдохнул обеими ноздрями пленительный запах и как рявкнет!…
– Ну да. Я сказал «Адам». – ответил капитан Капуччино. – А что? Такой, знаете ли, был голый мужик. Наш с вами общий родственник.
Но Эйб Пис уже снова обхватил голову руками и принялся бегать вокруг трупа, бормоча: «Адам… Адам… специалист по фрескам Микеланджело… Голый… В странной позе… Совсем как на фреске Микеланджело „Адам“… И в той же позе, вот что странно… Казалось бы, что-то вырисовывается… Но нет… Ведь тогда при чем тут кал? Нет, ничего не получается. Без кала никак не выходит…»
– Простите, профессор – что у вас не выходит?! – полюбопытствовал лейтенант Эспрессо.
– Ничего не выходит! – воскликнул Пис. – Без кала у меня не выходит ни-че-го!
– Ну, это у всех так. – успокаивающе заметил лейтенант.
Тут Пис, нарезающий уже тридцатый круг по залу, почувствовал, как на его плечо легла легкая сексуальная рука. Он остановился как вкопанный и посмотрел в прохладные глаза Персефоны.
– Профессор. – сказала она, глядя на него с догадкой в голосе. – А что если… Если это шифр? Если эта фраза зашифрована?
Пис только фыркнул.
– Тогда объясните мне, сеньорина, как во фразе «Дама! Мне ж и кал – дело!» может быть зашифрован «Адам» Микеланджело? А?
– Ну… – смутилась Белуччи. – Откровенно говоря, не знаю. Но есть же всякие способы затуманить истинный смысл фразы. Мне все-таки кажется, что нечто общее в этом есть.
В этот момент на поясе у лейтенанта Эспрессо ожила рация. Он поднял ее к уху, произнес Va bene и отключил. Подняв глаза на стоящих вокруг, лейтенант счел нужным пояснить:
– Это наши карабинеры из оцепления. Половина из них в тени здания, половина на солнцепеке. Я разрешил им поменяться местами.
– ЧТО?!!! – завопил Эйб Пис – Поменяться местами?!! Вы сказали – поменяться местами?!!
– Уберите кто-нибудь этого merdestronzo. – пробормотал капитан. – Если мы послушаем его вопли еще немного, он меня к вечеру неврастеником сделает.
– Поменяться местами! Точно! Поменяться местами! – и Пис дрожащими руками снова раскрыл пергамент. – Правильно! Если поменять буквы в словах местами – то знаете что получится? Как раз «Адам» Микеланджело! Это знаменитая фреска Буонаротти!
– Так Микеланджело – или Буонаротти? – уточнила Персефона. Вместо Писа, положив руку ей на плечо, ответил доктор Ламборджини.
– Девочка! Ты всего-навсего аспирантка, и тебе еще неизвестен один очень интеллектуальный факт, знакомый только профессорам искусств. У Микеланджело, в отличие от одноименного ниндзя-черепашки, была еще и фамилия. А фамилия эта – Буонаротти!
– Как бы то ни было. – заявил Пис. – А фреска «Адам» находится в Сикстинской капелле. Это в Риме. Нам нужно лететь туда.
Вертолет преодолел расстояние в четыреста миль всего за час. Когда часы в Ватикане начали бить двенадцать, Пис обнаружил себя на том же месте, откуда и взлетел в девять – на крыше отеля. Теперь, правда, профессор был с компанией, из которой он предпочел бы оставить одну только Персефону Белуччи.
Читать дальше