Леонид Богданов: Телеграмма из Москвы

Когда жена Сечкина, громко голося, как по покойнику, причитая и вытирая слезы подолом юбки, уже вывела корову из сарая, дед Евсигней почесал затылок и неуверенным тоном заметил Мирону, что, может быть, не коров будут отбирать, а зерно или еще что-нибудь.

-- Так чего же ты брешешь? -- обозлился Сечкин. -- Манька! Веди корову обратно!

-- Стар я брехать, -- обиделся дед, -- сам Столбышев говорил, что отбирать будут. Так и сказал "дадим стране", а не веришь, почитай газетку, там все сказано.

-- Манька, ты сегодня газету покупала?

-- А что бы ты сегодня курил? -- ответила Сечкина, еще продолжая всхлипывать.

Мирон достал из кармана скомканные обрывки газеты и принялся тщательно изучать их.

-- Так. Значит, в Австралии поголовье кенгуру сократилось, -- оповещал он о главном из прочитанного. -- В Америке исчезло масло из продажи... В Италии макаронный кризис...

-- Гляди! -- перебил его дед Евсигней и с торжественным видом достал из браги вымокший и пожелтевший окурок Мирона. На нем жирным шрифтом было напечатано: "Дадим стране пол..." Дальше ничего не было. Цигарка потухла как раз на букве "л".

-- Ну, слава Богу, хоть "пол", а не все! -- вздохнул с облегчением Сечкин.

-- Ну, нет! -- возразил дед. -- Зря, Мирон, радуешься. Оно всегда так пишется -- половину, а на самом деле все заберут. Небось, Столбышев уже поучает Соньку-рябую, чтобы она вышла на собрании да прокричала: отдадим, мол, все! Знаем мы эти половинки! А потом, смотря что они будут забирать... Ежели, скажем, потребуют полкоровы...

-- Ой, Боже ж мой! Кормилица ты наша! -- заголосила опять Манька.

-- Пойдем, дедушка, поищем газетку: что-ж они, паразиты грешные, забирать-то собралися, -- решил Мирон Сечкин.

Первым долгом они зашли к Николаю Стрункину.

-- Беда, куманек! -- заговорил Мирон с порога. -- Забирать будут! Говорят паразиты: половину отдай! А как придет к делу, то загра-бастуют все, и душа с тебя вон!

-- Гляди, как бы не к высылке это было! -- взволнованно добавил дед.

Николай Стрункин мгновенно побледнел и лишился языка.

-- Газетку бы, куманек, посмотреть. Там все подробно описано, что отбирать будут и с кого по сколько...

Стрункин беспомощно оглянулся вокруг и полез под стол. Полазив на корячках толику времени, он насобирал множество мельчайших обрезков газеты. Это была работа его четырехлетнего сынишки. Что-нибудь узнать из этих мелких клочков было делом гиблым. Поэтому все трое направились в избу к Семену Картавину. Семен Картавин, лежа на скамейке, спал, артистически подражая храпом пению соловья.

-- Семен! Вставай! Беда! -- затормошил его Сечкин. Картавин на самой высокой ноте изумительной чистоты прервал храп и, как ужаленный, схватился со скамейки.

-- Что? Где? Горит? -- заговорил он спросонок.

-- Хуже, Сеня! Хуже! -- прочувственным голосом произнес дед Евсигней.

После долгих расспросов выяснилось, что у Картавина газета была, но старуха мать завернула в нее масло, которое и продала учительнице.

Подхватив Картавина, процессия двинулась к Бугаеву. У Бугаева болела спина и газету он приспособил для согревающего компресса. Все же его, несмотря ни на какие стоны, заставили снять компресс. Но напрасно, так-как от влаги тряпки газета расползлась и превратилась в грязную кашицу. Прочесть ничего нельзя было. Охающий и стонущий Бугаев присоединился к искателям газеты, и все двинулись дальше.

-- Аль помер кто? -- полюбопытствовала повстречавшаяся на дороге молодуха, услышав стоны Бугаева и причитания деда Евсигнея.

-- Хуже, девка, хуже! Все помирать будем!.. В газете пишут о высылке всех Орешников в Смоленский край, -- авторитетно заявил кто-то из толпы.

-- Ох, Господи Иисусе! -- на белом, как сметана, и круглом, как каравай, лице молодухи застыло выражение панического испуга.

Когда толпа, предводительствуемая Сечкиным, зашла в поисках газеты уже в Бог весть какой по счету дом, то, наконец, встретился первый человек, который хотя газету и использовал, но все же ее читал и мог рассказать содержание. Он, этот любитель газетного чтения, стал пересказывать из прочитанного и о соревновании шахтеров Кузбасса, и о выполнении плана уборки хлопка в Узбекистане, и, даже почти на память, процитировал отрывки из фельетона на местную тему: "Куда заворачивает Гайкин?".

-- Ты нам шарики не верти! -- набросилась на него толпа. -- Куда Гайкин заворачивает, нам дела нет! Ты скажи, что в газете было насчет реквизиции всего имущества и высылки?

-- Ей Богу ж, атаманы-молодцы, ничего об этом не было, -- оправдывался газетный читатель.