Виктор Шнейдер: Акынская песня с прологом и эпилогом

Разговор не клеился. Не потому, что им тяжело было понять друг друга, нет: один из них видел людей насквозь, а другой... Другой знал людей. Он узнал их там, где нет секретов: какие тайны с попутчиком на последней электричке, с соседом в промерзшем зале ожидания, в ночном парке на скамейке, с таким же, не нашедшем другого места для ночевки? Что скрывать от человека, с которым делишь пополам последний бычок? Что будет прятать за душой водитель-дальнобойщик, который по пути из Архангельска в Сыктывкар подсадил к себе промокшего до нитки паренька? Или разве не расскажет о себе девчонка из Заполья, у которой заночевал по пути в Псков? И разве молча ляжет спать стрелочник со станции Гачки, в домике которого ты ждешь первого поезда?

Оба они разбирались в людях и знали друг про друга все. Но разговор не клеился - слишком велика была дистанция между ними, как между двумя концами цепи, из которой выбито одно звено.

- Жаль Сида.

- Жаль? Нет, он нашел, что искал.

- Искал смерти? Ну нет, это удел фанатиков и шизофреников. Нормальный человек...

- Ну, то нормальный. Риска он искал. Острых ощущений искал. Во всем. Вот и нашел на свою спину приключений.

- Зачем?

- От скуки.

- От скуки? Я полагаю, дело в другом. Он риска не искал. Тот сам его находил. А он просто тыкался во все стороны - энергии много, а куда идти не видел. Тратился по мелочам. Перенервничал из-за всей этой дурацкой истории с наркотиками. Может, и тут искал из нее выход?

- Елы-палы, выход искал... В том, что ласты склеить? В кайф! Он же не идиот! Курить будешь?

- Да.

- Пижон он был, этот Сид.

- Оригинальное пижонство.

Было уже совсем темно, и спичка выхватила из темноты два лица и фотографию. Похожие, даже слишком, но и непохожие. Стал накрапывать дождь, шурша по листьям. Завтра они будут уже темнее, а потом и вовсе сольются с землей, станут неразличимы.

- У тебя какие планы? - Поеду в США, в Техасский парапсихологический. А я во Владивосток, автостопом. Но я про сейчас.

- Сейчас? Домой.

- Помянуть бы...

- Да нет, дела. Домой. А ты?

- Я? Я налево.

Они внимательно посмотрели друг на друга, как в зеркало, и, обменявшись рукопожатиями, молча разошлись.

Огоньки их сигарет все удалялись, а потом и вообще пропали из виду.

... Помолчали, отхлебнули еще.

- Слушай, тебе не кажется, что мы создали образ шизующего бога?

- Нет, мне кажется, что мы создали образ хипующего черта.

- В любом случае, его смерть - событие довольно странное. И вообще, зачем так мрачно?

- Тогда, может быть, так?

- Алло, Сид? Из больницы давно выпустили? Когда на тренировках появишься? Да, тренер просил передать, что так тебе и надо, и когда придешь - будешь отрабатывать защиту...

- Алло, Володя? Здравствуйте. Как Ваше здоровье? Вы не забыли, что через неделю семинар? У Вас доклад. Да, пока Вы болели, председателя правления сеяли. Ромоданова добилась своего. Теперь председатель - Думов...

- Привет, Бродяга. Так я насчет двадцати рублей...

Все шло своим чередом. Леня готовился к отъезду. Жорж сидел на компьютере и обсуждал с Саней и Сэмом планы ближайшего похода. Альбина и Лида, не знающие, что Сид сбежал из больницы, собирали передачи, и Марина тоже думала, что надо бы. Барковский бросил институт. А женщина, которую снял наконец Аркаша, оказалась на редкость вульгарной.

И, видит бог, сказать мне больше нечего,

Да больше и не скажешь ничего.

М. Щербаков.

IX. 1990 - IV. 1991