И он появился, окруженный апостолами - музыкантами, с электрогитарой на шее, совсем не такой, каким его ожидали и привыкли видеть. Он опять сменил имидж. После всех превращений никто уже не упомнит, как он выглядел, во что одевался сначала, но никто, кроме него самого, не задастся и вопросом: а как же он выглядит на самом деле? Ведь хаер - то длинный, то короткий, то крашеный, то нет, и прикид - то оборванный, то излишне элегантный - это все маски. Сколько лет он поет, столько и маскируется. Непросто было убедить, что ты свой, и гаванскую шпану, и снобов-интеллектуалов, и диссидентов, и партийную власть. Непросто было выставить свою безызвестность подпольностью, а каждую свою неудачу и откровенную лажу неподготовленностью и неразвитостью публики. Сколько раз сжималось сердце, когда заимствовал мотивы у классиков западного рока: ну, меломаны, что-то же вы должны были слышать, кроме Кобзона? Сейчас кто-нибудь завопит: "Стянуто! Это Боб Дилан!"- или что-нибудь в этом роде... Но нет, до этой страны чужие звуки сквозь железный занавес не долетали. У нас не глубинка, у нас глубина. Просто-таки Марианская впадина. А теперь - пускай орут. Теперь он сам классик и патриарх русского рока, чуть ли не его отец, Создатель и единственный законодатель. Поэтому, чтобы подчеркнуть свою "патриархальность", он к этому концерту отпустил бороду, покрасился в седой цвет и отказался от молодежно-легкомысленных одеяний. Поэтому же прогнал из группы всех профессиональных музыкантов, с ним начинавших и его, по сути дела, "сделавших". Новые, хотя и зеленые еще, и играть толком не умеют, и даже как раз именно поэтому, будут не затмевать, а оттенять его... Вот он появляется из-за кулис : прожектора - на него, все глаза только на него. Вот он подходит к микрофону и слышит со стороны, вернее, со всех сторон, многократно усиленный свой блеющий тембр и приблатненно-ласковую интонацию:
- Добрый вечер! - Толпа под ногами взрывается, визжит, орет его имя. Кажется, вверх вскидываются руки и выставленные пальцы, но из света в темноту видно плохо. Вообще, весь стадион похож на античный цирк. И яма с дикими зверями под ареной. Но тогда гладиатор - он? Ну что ж, пусть так. Тогда надо как можно быстрее отбиться, отпеть и - прочь с "арены". Он ударяет по струнам, и вся команда подхватывает. Во втором же такте соло-гитарист фальшивит, а скрип от елозенья его пальцев по струнам заглушает, кажется, всю песню. Конечно, все не совсем так, и парень играть умеет, но по сравнению с тем, который мог хоть спиной к гитаре, хоть зубами... Но все правильно: двум медведям в одной берлоге не зимовать...
Усилители оказались достаточно хороши, чтобы всем заложило уши даже на большом стадионе. После этого петь связные тексты было бы просто расточительством. Тем более, что в сплошном песенном потоке ни мотивы, ни темы отдельных вещей запомнить невозможно. Не слишком веселые, не слишком грустные, не слишком быстрые, не слишком медленные, не слишком свои, не слишком передранные мелодии сливаются в один бесконечный блюз. Что же до слов, то шанс врезаться в память имеет максимум афоризм в три слова. Такими-то и начинил Оракул свои песни, вовсе не заботясь о том, чтобы связать их по смыслу.
На сцене этот посол рок-н-ролла в неритмичной стране держался, как хорошо в ней ассимилировавший. Хотя отчасти его парализовало чувство собственной гениальности, особенно, когда какую-то истеричку милиционеры выволокли из зала. В голове Патриарха мелькнула шальная мысль, что хорошо бы на его концерте, как на Пинк-Флойдовском, кто-нибудь покончил с собой. Это сделало бы ему рекламу в Америке, где за два года у него так ничего путного и не вышло....
...Мелодия замедлилась. "Садитесь! Садитесь! - передался по толпе шепоток. Присев на корточки или по-турецки, все стали класть руки на плечи друг другу и этой огромной запутанной человеческой цепью раскачиваться в такт музыке. "Как здорово!" - подумала Юлька. Она искала глазами кого-нибудь из знакомых, но не могла разглядеть. Кажется, мелкнул в толпе Сид, но когда он одевается, как хиппи, то становится совсем от них неотличимым...
Юлька наклонилась к Саниному уху и шепнула игриво:
- Саша, а как ты относишься к тому, что я обнимаюсь сейчас не только с тобой, а одновременно со всем, - она нахмурила лоб, вспоминая странное слово - пиплом?
Саша относился положительно. К форме постановки вопроса особенно... И это лишь третий день их ежедневных встреч.
Отпев положенное время, музыканты побросали свои инструменты на сцене, и, не говоря ни слова, удалились. Слегка ошарашенная публика посвистела и поголосила еще некоторое время и разошлась. Все, включая Саню, остались от концерта в полном восторге.
Читать дальше