Виктор Шнейдер - Ближнего твоего

- А теперь - пой, - капризно приказала королева, когда наконец поверила Саниным уверениям, что он уже "больше не может".

- Петь? Что ты, Юленька, я и не умею почти.

- Как же. Так и поверила. Все говорят, одна я не слышала. Давай-давай, пой.

- Да? Ну, ладно, свет тогда большой погаси, а зажги свечу. Для создания интимной обстановки. - Кажется, он высказался несколько иначе, чем имел ввиду, но, как и обычно о сказанном, не жалел. Саня взял гитару и быстро стал перебирать в мозгу свой богатый репертуар. Ну, Неназываемый, ты заставил меня даже свинину жрать, но теперь мы вышли на мой плацдарм. И, вспомнив один стишок, Фришберг стал на ходу превращаь его в песню.

Я только рыцарь и поэт,

Потомок северного скальда...

А муж твой носит томик Уальда...

Неприспособленная для пения глотка дребезжала, струны сошли с ума от хаотически переставляемых аккордов и почти плакали, но Юлька слушала со все возрастающим интересом.

А муж твой носит томик Уальда,

Шотландский плед, цветной жилет

Твой муж презрительный эстет.

Слушательница прыснула: Похоже...

Не потому ль надменен он,

Что подозрителен без меры?

Нет, не потому. Он не ревнивый.

Следит, кому отдашь поклон.

Это правда. Шутливо, незлобно, но отмечает всегда...

А я... Что мне его химеры?

Сегодня я в тебя влюблен.

Ах, вот как! И что же, только сегодня?

- Это Александр Блок, - торопливо пояснил Саня, как бы пугаясь "случайной" параллели, но тем же самым ее и признавая.

- В такую любовь нельзя не поверить, - кокетливо изрекла слушательница.

- И очень зря, - неожиданно заявил Фришберг. На этот раз Юлька не "состроила глазки", а округлила их от искреннего удивления: что ж ты отказываешься, глупый? А Саня продолжал: В любовь писателя вообще верить нельзя. Ну, поэта еще ладно. А прозаики - они же рассказчики, а это талант стариковский.

- Вот уж не сказала бы...

- И зря. Любая бабушка и любой дедушка готовы часами травить байки о своей молодости, ну, не хуже Шукшина. Что, нет? - Юля пожала плечами. Скучные россказни ее бабки лично ее только раздражали. - А у многих молодых язык подвешен?

- Нет.

- Так что же, ни один косноязычный не доживает до старости? Скорее, эта способность дается с возрастом. Ну, а тот, кто становится рассказчиком к двадцати, - значит, состарился раньше. Бывает, - Саня развел руками. Ну, что, Неназываемый? Получил? - Ну, а любовь - как раз наоборот, "дело молодое", стилизованно проокал он.

Поразительно самоуверенный нахал! Собственно, она могла бы и обидеться за Олега. А может, и наоборот - не заметить подтекста:

- Эта теория для тебя не очень-то выгодна.

- Для меня? У меня всего лишь подвешен язык. Но историю с завязкой и развязкой, сюжетом и моралью я сроду сочинить не мог. Ну, разве что лет в 16 стихи писал. Но потом хватило вкуса их оценить и прекратить...

- Ты писал стихи? Ой, как интересно! - Юлька в очередной раз отряхнула с себя его руку, но та, описав дугу, вернулась на прежнее место. Наглый! Пьяный... Настоящий мужик! Не то, что Олежка... И Юля перестала воевать с нахальной рукой.

- Честно тебе говорю: ничего интересного. Вот что интересно... Ты слышала, кто послезавтра в СКК выступает?

- Угу.

- А пойти хочешь?

- Ой! - взвизгнула Юлька в восторге. - Туда же не попасть?

- Я же волшебник.

- Чернокнижник?

- А как же! - Билеты он действительно достанет. Хоть чудом, хоть воровством. Так как необходимо форсировать события. Не из-за Кошерского - месть можно отложить на год, хоть на пять: обид он не забывает никогда и в этом может быть за себя спокоен. А вот привязаться к Юльке - честно опасается. И, значит, надо все закруглить в ближайшие дни.

Глава 18

- Почему бог создал удава? - спросил

Король кроликов.

- Не знаю, может, у него плохое настроение было...

Ф.Искандер

Ближайшие дни были для Бар-Йосефа несчастливыми. И хотя он четко осознавал, что, значит, так надо, но никак не мог понять - для чего? Пропало стило, подаренное ему больше года назад, которое он хранил как память. Потерялось сестерция два денег. С Мириам - этой подружкой Эстер - он после первой их встречи говорил еще, сумел снова увлечь, и она оказалась на редкость способной, даже видения, слушая в исполнении Бар-Йосефа псалмы, видела. Но испугалась, что придется менять свою жизнь, и прекратила со Святым какой-либо контакт. Даже не поздоровалась при встрече, как будто он перед ней в чем-нибудь виноват. И из другого дома его тоже выгнали. Очень вежливо сказали: "Знаешь, Йошуа, не приходи сюда больше, пожалуйста. Раздражаешь".