Оксана Демченко - Карты четырех царств. Серия «Срединное царство». Книга вторая

– У нас все знают, что перед замком Могуро иной раз молнии скачут в пляске, – согласился дровосек. – Что тут странного… разве то, что уже года три, как всё попритихло. Была памятная гроза, аккурат Вдову переломило. Самая рослая да статная сосна окрест, её ещё до нас Вдовой стали звать, потому что одна и рядом обломок от второй, давно обгоревшей. Вот Вдову переломило, и пришёл закону беса конец, да… С тех пор и тихо, и гадко. Барон жирует, вовсе стал свинья. И наёмнички его жируют.

– Временно, – повёл рукой вервр. – Мне отчего-то кажется, что одна особа найдёт замок для себя… удобным. Если решится подойти ближе и увидит гербы. Гербы вроде и стёрты, но с её глазами можно рассмотреть след на некоторых камнях.

– Ага, – оживился дровосек и снова разлил по кружкам.

– Замок вне столицы был бы ей в пользу, – промурлыкал вервр.

Он слегка сожалел, что не намекнул на что-то подобное, прощаясь с Чиа. Хотя стоит ли ждать многого от перепуганной лани, только что пережившей зрелище множественных, мучительных оленьих смертей…

Дверь хлопнула. Дородная хозяйка пронеслась через сени, мигом заняла лавку напротив вервра и в два глотка ополовинила кружку с брагой, дождавшуюся её.

– Дитя, говоришь? – пробасила достойная женщина. – Да бесово семя то дитя, во как! На постоялом дворе шалит. Ох, хватит у тебя ума мзду стребовать, так староста серебром приплатит, чтоб её отсель выдворить, и лучше до заката. И её, и прочих-разных.

– Благодарю за пищу и заботу, – кивнул вервр. Встал, потянулся. – Пойду и выдворю.

– Погодь, соберу обед, – рявкнула хозяйка. – Ты ж нас спас. Мы ж за тот топор вон, друг дружке по дюжине синяков в ночь отвесили, а днём бы и пуще разошлись. Тятин топор. «Пусти в дом отродье сиротское, ни прибыли, ни уважения не узнаешь», так тятя сказывал. А я душою-то проста да добра. Работящий, не ворует… и бражку варит гуще, чем в городе. Да-а…

– Бражка хороша, – согласился вервр. Задержался на пороге, принимая узел со съестным. – Вам как, от волков ограду… обвести? Или от коз?

– От кролей да зайцев, – взревела хозяйка. – Все яблони пожрали, косозубые недобитыши. Сволота изворотливая!

– То-то дрова у вас валяются, где попало, и всё больше вдоль забора, – хмыкнул вервр. – Бьёте без промаха, а?

– Ха, – гордо подбоченилась хозяйка.

– Ох-ох, – потёр бок дровосек.

Вервр шагнул с порога и побрёл вдоль плетня, ведя рукой по верхушкам кольев и облизываясь. Метки впитывались в древесину, незаметные людям – и ужасающие, непреодолимые для зверья.

– Кем меня сочли эти люди, если даже не указали, где искать постоялый двор? Кем, вот занятно, – мурлыкал вервр, принюхиваясь к сытному мясному духу собранного в дорогу обеда.

– А ничо так леший, деловитый, – догнал басовитый шёпот жены дровосека. Могучий вздох полетел над захламлённым двором. – Только пьющий. Как и ты, зараза.

– Да-а, – послушно поддакнул «сирота».

– Чё встал? Иди, поленницу собирай. Сказано: не жрать им отныне матушкиных яблонь.

Вервр, завершив обход просторного двора, прощально махнул рукой и заспешил прочь, по главной и единственной деревенской улице, к постоялому двору. Оттуда ветерок тянул запахи сухих и свежих трав, ссор и азарта. Под крышей гудело от голосов, шелестело шёпотами и вздохами.

– Троецарствие! – пискнул голосок Аны. И обуза залилась хохотом.

Вервр невольно улыбнулся: не пропала, никем не обижена. Хорошо.

– И кто тут еще шельма, – горестно вывел тихий, задыхающийся голосок там же, в большом зале постоялого двора.

– О, кисличная мята, она же ж! – обрадовался кто-то раскатисто и солидно.

– Попутал леший играть на серебро с продажи урожая, – вздыхал ещё кто-то. Сетовал он задушено, обречённо. – Так она ж дитя… Шутковал я! Так как теперь-то? Ох, беда… ох пропали мы…

Вервр скользнул в приоткрытую дверь и пробрался в главный зал, никем не замеченный. Пискнул и улыбнулся шире. Он любил разбирать брожение людских душонок и умишек. А тут и страхи, и досада, и свежие сплетни, еще не перетёртые в труху, и злость всех на всех, и радость из-под этой злости, ведь соседская беда – она воодушевляет! И посреди болота из мыслишек, как белая лилия в золотой пыльце, Ана с её детской чистой душой.

Не иначе, полдеревни столпилось возле большого стола. Все с ужасом следили за игрой в кости. Возле левого локтя малютки Аны грудилась кучка монет, справа в ряд выстроились кружки. Вервр принюхался: черничный, брусничный и земляничный морс. Что ещё? Пирожки, творог… И дальше на столе и на скамье: мотки пряжи, несколько чурок разносортной древесины, баночка с лаком, гладкая лента. А ещё связка сушёных грибов… это-то зачем?