Ирина Батый - Баснословные сказания со всего света о диковинах и чудесах. В пересказе

велел пришельца отовсюду
прогнать торгующему люду.
И с той поры товар горох
стал нежелателен и плох.

Хозяин, чуя разоренье,
тут обретает к счастью зренье
и гонит со двора глупца
по воле главного купца.

Изгнаннику сему, однако,
не довелось от горя плакать.
Его красивое лицо,
как бы из золота яйцо,

младой купчихе полюбилось.
Его вернула, сделав милость,
своим супругом в отчий дом,
не слушая родню о том,

что надлежит металл проверить,
не из фальшивых ли материй?
А новый муж твердит жене:
– «Не слушай их, а верь лишь мне!»

И дочери купца несчастной
характер хвалит свой прекрасный.
Он дополняет свой рассказ
сюжетом новым как-то раз,

ушам приятным и занятным,
ведь якобы он очень знатен,
на родине своей – богат,
богаче местных во стократ.

Жене младой его признанье
ум помутило и сознанье —
так восхотела увидать
краёв далёких благодать.

На родине ей – надоело,
ступить на путь – другое дело!
Она покинула свой дом
без разрешения, тайком,

однако, ишаков навьючив
добром отца огромной кучей.
Дорога долгая вилась,
над ними забирая власть —

о, вскоре посреди пустыни
лишились сил, пришли в унынье.
– «Я пить хочу. Найди питьё!»
– «Увидим через час жильё,
мои дворцы в долине райской,
погода там подобна майской,
на склонах – быстрые ручьи,
и солнца не слепят лучи!»

Поверив всем словам супруга,
жена вдруг видит призрак луга,
и в сторону его спешит,
она – к нему, а он бежит,

мерцает дымкой в отдаленье.
Ей стало ясно, то – виденье!
Лачуги перед ней стоят
в один неровный, жалкий ряд.

– «О, муж! Тут нет красот дворцовых,
здесь даже нет строений новых.
Кругом в пустыне нищета,
и есть ли тут для нас еда?»

Заметив, что ослабли чары,
и усадив в тени чинары,
лукавый муж велит жене:
– «Не верь глазам, а верь лишь мне!»

И оставляет ненадолго,
предлог придумывает ловко:
мол, по обычаю родня
должна приветствовать тебя

под грохот многих барабанов
и поскорей забить баранов
для изобильного стола.
Жена, не ожидая зла,

на ряд лачуг вдали глядела,
где муж её готовил дело,
добро отцово прихватив.
Вот и обещанный мотив:

бой барабанный, песни хора…
И, наконец, явилась взору
несчастной новая родня:
они как ночь, как сумрак дня

и безобразны, и убоги —
их носят всех кривые ноги,
к земле клонит громадный горб,
несут в руках железный гроб.

Её разит удар дубины,
и озверелые мужчины,
пустыни этой местный люд,
сорвав с неё одежды, бьют

и бьют несчастной тело.
Стал очень скоро стан дебелый
багровым синяком одним…
Как жертва не кричала им

и о пощаде не взывала —
напрасно, видит, смерть настала.
Избитую, её кладут
во гроб и прочь к себе идут.

А, впрочем, лучники в засаде
к чему-то в небо пялят взгляды.
Поверженной, лишённой сил,
несчастной белый свет не мил.

Она супруга проклинает,
недобрым словом поминая…
Вдруг, что за шум пугает слух?
Летит по небу птица Рух.

Закрыв размахом крыл полнеба
и клювом щёлкая свирепо,
спустилась птица с вышины.
Охотники ей не видны,

зато отменно чует жертву
кровавую, одну из смертных,
что ежегодный ритуал
ей неизменно доставлял.

Гроб тяжкий подхватив когтями,