Ирина Батый - Лилия над глубиной вод

Незабудки цветом синим-синим
светят будто бы издалека —
мне напоминают о мужчине
в прошлой жизни, в давние века…
Что-то о любви меж нами знают,
и печален глаз их, милых, взгляд.
Им в ответ плечами пожимаю,
не пойму – о чём цветы молят?
Не припомнить, скрыто новой жизнью.
Чувства прежние – в туманной мгле.
Но, возможно, быль та стала песнью,
что звучит как дождик на стекле…
Нежного французского шансона
слышится мелодия в кафе.
Песне вторит дождик полусонно.
Путаются мысли в голове.
Но сумбур не от аперитива
иль бокала красного вина.
Мысли омрачает перспектива —
век беспамятность мне суждена!
Незабудки цветом синим-синим
светят будто бы издалека —
мне напоминают о мужчине
в прошлой жизни, в давние века…

На фото, что долго хранится
меж явью и небытиём,
бледнеют знакомые лица,
то мы, молодые, вдвоём.
Исчезнет, сотрётся с страницы,
повянет на фото букет.
Засохший, он где-то пылится,
забыт по прошествии лет.
Такой изначально унылый —
осенний букет хризантем,
как снег поседелый и стылый.
Он памятен мне только тем,
что горьким своим ароматом
букет хризантем предвещал:
расстанемся мы безвозвратно.
А счастия – не обещал.

К моей любви без всякой жалости
и вечером, и в утреннюю рань
твоё окно закрыто жалюзи.
К стеклу прижалась красная герань.
Когда бы Ты в распахнутом окне
с нечаянною радостью в глазах
во всей красе могла явиться мне…
Но нет Тебя, и взгляд мой на цветах.
Устанет осенью герань цвести,
озябнет и, ладони листьев сжав,
свой потеряет вид. Над ней плести
возьмутся пауки ажурный шарф.
За жалюзи не видно в том окне:
бесчувственна поблекшая герань.
О, это равнодушие и мне
меж новым и ушедшим чертит грань.
Укрыв лицо за маской чудака,
не нахожу любви, а только боль.
Мир обесценился до пустяка.
Всего хорошего! Уйти позволь…

Уходит Весна из России не разом,
по северным землям скитаясь печально.
Здесь только в июне сиреневым газом
наполнится сад, как в сосуде хрустальном.
Любви аромат над землёю струится,
дурманит, тревожит суровые души.
Кто жить по-весеннему, вновь не боится,
Любовной горячкой покой свой нарушит.
От моря потянет легчайшим туманом.
И северный ветер повеет остудой.
Цветы опадут, оказавшись обманом,
волшебной Весны мимолетной причудой.
Останется в сердце неясное чувство.
И, взглядом склоняясь к садовой сирени,
припомним цветенья весеннее буйство
и глупость о счастье напрасных молений.

На бульваре нынче липы зацвели.
И кружатся роем пчёлы и шмели.
Ты пройдёшь, вдыхая липы аромат,
и взгрустнёшь о милом, как бы невпопад.
Отчего у липы нежное цветенье
вызывает в сердце девушки томленье?
Их наряд богатый – золотой, печальный —
красотой похож так на убор венчальный.
И томится сердце о любви надеждой,
Но обманут липы – также как и прежде.
На бульваре нынче липы зацвели.
И кружатся роем пчёлы и шмели.

Цветов роскошных отошла пора
в причудливых садах, в тенистых парках.
И нынче у торговцев на-гора
букетики цветов совсем не ярких.
Вам отдадут за небольшую мзду
охапкой целой, схваченной бечёвкой,
душистую, лучистую Звезду,
её давно так нарекли с издёвкой.
Созвездие вы держите в руках,
и чудится – прохлада подступает…
Извне, из космоса, издалека
наш мир с погодой тёплой разлучает.
И только подтверждает правоту
стремительная краткость Бабья лета —
Вселенной доброй быть невмоготу,
о чём предупреждает нас букетом!