Elena Sokolova - Душа моя – Эвридика. Почти подлинная история

Больше всего принцесса любила «пустые» дни. Когда у нее не было работы. Дни, в которые, так уж иногда случалось, никто не умирал. Или именно ей не надо было ни к кому идти. Она была не единственной вестницей Смерти, хотя Темной принцессой Смерть называли только ее. Людей в мире было много, слишком много, чтобы она одна могла управиться со своими обязанностями – ведь каждого нужно было навестить лично. А еще были войны, когда люди гибли сотнями, тысячами – и тогда Смерти приходилось заступать на «боевое дежурство». Она являлась к началу битвы и оставалась до конца ее, отправляя к бесчисленным, в одно и то же время умирающим людям свои отражения. Отражения эти создавались с помощью особого кристалла, который с незапамятных времен, хранил у себя Главный Судия. Говорили разное, но достоверно известно одно – никто никогда не видел кристалл, кроме хранителя и тех, кому он вручал его. После того как дело было завершено, кристалл просто исчезал из рук Смерти. Еще для таких случаев было особое обличье – одно на всех. Безликое, бесформенное, полностью скрывающее того, кто носил его – не разобрать ни лица, ни фигуры – угольно-серый хитон, такого же цвета широченный, до земли плащ с глубоким, скрывающим лицо капюшоном, в руках – коса с очень длинной ручкой. Коса, как орудие, годилась и для убийств и для мирной жизни – и была символом равной участи живущих перед лицом Вечности, а длинная ручка служила Смерти посохом, для опоры – попробуйте-ка простоять неподвижно столько времени, ведь иногда битвы длились, с небольшими перерывами и затишьями, по два-три дня.

В те дни, когда принцесса не находила вечером, на маленьком столике у дверей, свитка с именами «на завтра», она бывала абсолютно счастлива.

После встречи с отцом Темная принцесса вернулась в свои покои – было бесполезно искать его. Но он был здесь, и ждал, сидя в ее любимом кресле – глубоком, массивном, с высокой резной спинкой и широкими подлокотниками, обтянутыми плотной, шелковистой на ощупь, материей.

– Я должен поблагодарить тебя, дитя. Если бы не твоя смелость и своеволие – я бы никогда не вспомнил ее.

– Она по-прежнему любит тебя, папа.

Он долго молчал. Очень долго.

– Я тоже люблю ее, дитя мое. До сих пор. И тебя. Больше, чем следовало бы. И больше, чем мне было позволено.

– Что ты хочешь сказать?

– Смерть должна была вернуться за тобой на следующий день. Я не мог спасти твою мать. Но я мог попытаться спасти тебя.

– И тебе это удалось! – потрясенно прошептала дочь, опускаясь на колени. Схватила его руки и прижалась к ним мокрым от слез лицом.

Главный Судия молча смотрел на одинокое пламя свечи, в глиняной чаше, в центре стола. Факелы на стенах шипели и плевались багровым пламенем, тени залегли глубже, резче, где-то выл ветер, досадливо и нетерпеливо. Чтобы ни происходило там, наверху – здесь ничего не менялось. Как повлияет на будущее вот этот, случившийся только что диалог, неизвестно – но девочка заслужила это знание. На этот раз, действительно заслужила.

Войти по собственной воле в Палаты Забвения, раскрыть их тайну, вспомнить – то, о чем даже и не знала, вернуть память той, кого оставили там именно для того, чтобы о ней забыли, все – в том числе и она сама, пробудить в Забытой и в Забывшем чувства, которым не может быть места в мире Долга и Покоя – это граничило с чудом. С тем, чего здесь не должно существовать. И хотя гордость за дочь переполняла его, липкий страх сжимал сердце. Он ведь не все сказал ей. Было еще кое-что. Цена ее спасения. Цена его своеволия. И еще – цена ее сегодняшнего подвига. Но об этом – в следующий раз. Может быть, она догадается. Завтра – «пустой» день. У нее будет время подумать.

Ночь, а точнее, то время, которое считалось здесь ночью, прошла беспокойно. Принцесса часто просыпалась, было душно и как-то тревожно. В конце концов, ей все же удалось заснуть – но ненадолго. Тихое звяканье колокольчика подкинуло ее с ложа – на столике у дверей лежал маленький свиток. Это было ее задание – на сегодня, «пустой» день отменялся. Принцесса Смерть развернула его – там стояло всего одно имя. Очень странно. Ее ежедневные «задания» насчитывали, как правило, по нескольку десятков имен, невзирая на всю особость, и все прерогативы ее положения. А здесь только одно. И это ребенок. Только родившийся. Настроение, и без того не самое радужное, испортилось окончательно. Но что поделаешь, долг есть долг – надо идти.

Белые одежды. Легкие как облачный пух, струящиеся как воды ручья и переливающиеся серебристыми искрами, как звездная пыль в ночи. Венок из лилий и роз – белых, томных, благоуханных. Темный водопад волос замерцал и стал золотым, глаза приобрели небесно-голубой оттенок, на бледных щеках заиграл легкий румянец. Надо идти. Время не ждет – никого, никогда. Ну что за невезение! А она так надеялась, что сегодня сможет остаться дома. Подумать и помечтать – о певце, о встрече с ним, о любви. Запретной, заказанной ей раз и навсегда, несбыточной и потому – такой сладостной и манящей. Что ж, значит, в другой раз. Надо идти.