Роман Шмараков - К отцу своему, к жнецам

Когда император известился о том, как обошлась с ним единственная дочь, что люди отступают от него, как песок под ногами, что уже нет крепости, которая бы принадлежала ему, и что бедствия обступили его со всех сторон, он рассудил за лучшее явиться к королю и предаться его милости, ибо уже отчаялся в своей удаче. Он отрядил послов, чтобы склонить короля к мягкости, и сам вышел из крепости вслед за ними, с потупленным взором и в жалкой одежде, и, явившись к королю, пал ему в ноги, говоря, что предается его милосердию, не прося себе ни земли, ни замка, и признает короля своим господином, лишь бы тот не надевал на него железных цепей. Король, слыша это, поднял его и посадил рядом с собою. А когда пришла его дочь, император с великой радостью обнял ее и пролил много слез. Это случилось в пятницу перед Пятидесятницей. Король же велел заковать императора не в железные цепи, но в серебряные.

Таким образом король за 15 дней завладел Кипром, как вы слышали, и поручил его блюсти своим людям, ибо он нашел все башни укрепленными, а крепости полными сокровищ и припасов, оставил в них охрану, вверил власть над островом двум своим рыцарям, Ричарду Камвиллу и Роберту Тернхему, и уладил все дела, после чего всем казалось, что не пройдет и двух недель, как они будут в Палестине, дабы приступить к тому, зачем отправились. А король Ричард, который имел не один случай убедиться в доблести нашего господина, в один из дней, когда все собирались в дорогу, подошел к нему и, взяв за руку и называя по имени, сказал, что он, король, был бы рад, если бы тот оказал ему любезность и задержался еще на этом острове: «Ибо, – говорил он, – вы видите, что я оставляю тут куда меньше людей, чем следовало бы, вы же один стоите многих». После этого и Ги, король Иерусалимский, видя, что король так благосклонен к нашему господину, подарил ему богатые дары и говорил ласковые речи, и у многих английских рыцарей он стал поводом для пересудов и зависти, меж тем как сам он, видя такой поворот дела, не знал, как ему ступить, и был в великом смущении. Тогда его друзья, желая дать добрый совет, сказали ему, что граф Ги обошелся с ним, как с мертвым, увезя с собою его людей и не ожидая от него никакой службы на этом свете, и что он исполнит свои обеты через два месяца или три, а покамест ему не следует отказываться от этой чести и навлекать на себя неудовольствие величайшего из королей; так они говорили не раз и не два и склонили его сердце к тому, что казалось им благоразумным. Вот так вышло, что когда король Англии со всеми своими кораблями в день мученика Бонифация оставил Кипр и направился к Святой земле, наш господин остался там с теми из своих людей, кто не покинул его на Сицилии.

Досточтимому и боголюбезному господину Евсевию Иерониму, пресвитеру Вифлеемскому, Р., смиренный священник ***ский, – о Христе радоваться

Премудрость, создавая дом свой, ничего не оставляет на волю неразумия. Иссекает она столпов седмь, то есть водружает в нем необходимую опору всякой духовной милости, во избежание всякого греха и во умножение всякой добродетели. Каким пороком хотят поразить насадители новых мнений стены дома сего после первого освящения? Всеблагий Боже! каким грехом могла быть связана плоть Девы, Которую Ты от века избрал Себе матерью; Которую Ты освятил в материнском чреве и наполнил Духом Святым более, чем предтечу Твоего Иоанна? Небесным научением Ты Ее сладостно наставил, порфирой стыдливости и всякой премудрости духовной внутри и снаружи преславно украсил, сокровищем смирения нескудно наполнил, поставил одесную Себя в златой диадиме. С какой стороны мог войти грех в сей вертоград заключенный, в сей источник запечатленный, в сии врата затворенные? Не ради одной стыдливости наречена Она этими именами, но ради совершенного хранения святости и праведности и ради отсутствия всякого ущерба, благодаря чему пребывали Ее тело и сердце под надежной стражею, не дававшею проникнуть никакому пятну греха. Посему в Песни Она именуется прекрасною, и в похвалу Ей говорится: «Шея твоя, как башня слоновой кости». Меж Христом, Который есть глава, и Церковью, которая есть Его тело, стоит Она посредницею: через Нее мы удостоились приять Создателя жизни, через Нее сделался Христос посредником между Богом и человеками. И сколь уместно шея сия сравнивается с башнею слоновой кости! Такая шея подобает той главе, что несет всё глаголом силы своей, на чью красоту присно желают взирать ангелы. Итак, прекрасно именуется башнею слоновой кости Дева мудрейшая, Жена прекраснейшая и крепчайшая: высокая рвением, крепкая намерением, прямая помышлением, белоснежная девством, чистая чувством, ревностию непорочности ополченная, предложенная всем в пример святости, поставленная для всех убежищем милости. Ни прекраснее сего здания, ни драгоценнее нет, ради блистания слоновой кости; ни крепче, ни надежнее, ради укреплений башенных. От самого рождения поднималась Она в высоту, подобно столпу превознесенному, и ныне взошла до самых небес, дальше коих подняться невозможно. Отдалимся же от порочных и гибельных мнений, как от болот, рождающих чудовищ, и прибегнем под сень башни спасительной, ибо она стоит для каждого помощью во брани, к ней грядут все стязающиеся на поле сего века, дабы приять венец победный, венец тишины, венец чистоты.