Константин Консон - Корах. Роман о времени

Но видимо, у Всевышнего имелись на этот счет свои планы. Моше уходил, прерывая блестящую карьеру на самом взлете. Острый ум, продуманный распорядок действий, успешность строительных и хозяйственных проектов и наконец, благосклонность самого владыки Египта – все шло прахом. Однако, что-то подсказывало Кораху, что не следует препятствовать порыву молодого человека. Иногда окольная тропинка может вывести на столбовую дорогу.

– Иди в Мидьян, – произнес он наконец, – после Суфских ворот на выходе из страны держи на восход солнца. У местных жителей спрашивай, как попасть в стан Реуэля – так называют Итро тамошние племена.

Моше поднялся и обнял Кораха. Они постояли молча.

– Подожди еще минуту, – Корах вышел и тут же вернулся с посохом в руке. – Возьми его. Мне он достался по наследству от отца, а ему от его отца – да живет память праведников. Когда-то этот посох принадлежал самому Леви сыну Иакова, основателю нашего с тобой рода.

– Благодарю тебя, – в словах Моше вновь послышалось волнение. – Я постараюсь хранить его лучше, чем расположение фараона.

Моше развернулся и быстро вышел. Всматриваясь во тьму, Корах, провожал глазами удаляющийся силуэт. Близкий человек, с которым их соединяло так много, исчезал в неизвестности, и скорее всего им не суждено встретиться вновь. Заменить друга было некем, и тоскливое одиночество обволакивало его. В голове звучал мотив, похожий на знакомую с детства колыбельную.

Он долго стоял, опершись на ограду террасы. Они с Моше, находясь в недосягаемости друг от друга, видели над собой одно ночное небо. И возможно, отныне это единственное, что будет объединять их до конца жизни.

Сегодня холодно мерцающая река светилась особенно ярко – Ра совершал неизменный круговорот в своей серебряной ладье. На севере висел большой звездный ковш, подобный тем, из которых жрецы Осириса совершают омовение при подъеме в храм, и чуть выше – ковш поменьше. Гигантский свод поворачивался вокруг воображаемой оси, проходящей через конец длинной рукояти. А над восточным горизонтом одиноко сияла ярчайшая из всех звезда, уводившая Моше в глубь пустыни, чтобы раз и навсегда изменить его жизнь.

Теперь пускай пройдет сорок лет, совершенно несуразная цифра, когда речь идет о жизни одного поколения. Писание сообщает, что именно такой срок Моше провел в пустыне у Итро в стане мидианитов. Однако, мы имеем дело не с исторической хронологией, а с передачей традиции, где число сорок имеет скорее сакральную значение, нежели претендует на буквальную точность. Ведь и Корах, и Моше, хотя и достигли зрелого возраста, были энергичны и полны сил.

На службе в царском казначействе Корах сделал блистательную карьеру, увенчавшуюся должностью хранителя государственной казны. Пост этот он занимал в течение многих лет, пользуясь уважением высших чиновников и личным доверием фараона. Действительно, за все эти годы не было установлено ни одного случая казнокрадства.

Так говорят источники, более или менее беспристрастно описывающие события. Однако ни один из документов не расскажет о том, что происходило в умах и душах людей. Что их беспокоило, занимало, чем они дышали и что пережили. Для этого существуют предания, никем не записанные, передающиеся изустно от отца к сыну, от учителя к ученику. Рассказ становится историей, история – мифом или притчей. Герои приобретают архетипические черты, выстраивая и пополняя традицию, начинают жить собственной жизнью. Некоторые из них доходят до наших дней именно потому, что в разных поколениях люди узнают в них себя.

Одна из таких историй началась в нежаркий вечер, когда Корах был занят изучением древних египетских рукописей. Постучавшись, в покои вошел слуга в сопровождении согбенного белобородого старика. Его одежда скорее напоминала лохмотья, однако черты лица выражали ироничный и ясный ум. Корах жестом отослал слугу, а старику указал место напротив.

– Благородный господин, – начал тот, – мое имя ничего тебе не скажет, я происхожу из дома Менаше бен Йосефа. Когда мой отец – благословенна память праведника – покидал этот мир, он позвал меня к себе и вместе с благословением передал один пергамент, на котором его отец, царский министр и кормилец Египта, оставил некоторые записи и завещал хранить их и передавать от отца к сыну, пока не появится вновь влиятельный человек из нашего народа, высокий чин в управлении страной, которому можно будет доверить содержимое этого послания.