Константин Консон - Корах. Роман о времени

– Бога? – переспрашивали евреи друг у друга, – это какого?.. Того самого… – и осторожно показывали мизинцем правой руки наверх. И почему-то каждый понимал, какой именно Бог имеется в виду. 39 39 Во время шабатной или праздничной молитвы евреи показывают мизинцем правой руки на поднятый вверх свиток Торы, подтверждая, что это та самая Тора, которая была вручена сынам Израиля не горе Синай.

Было бы неверно думать, что Моше по прибытии в Египет немедленно обратился к народу. Этому предшествовало вполне дотошное и обстоятельное выяснение, кто он, с какими вестями пожаловал и от чьего имени собирается говорить. Когда после многолетней разлуки Корах вышел навстречу Божьему Человеку, тот вместо дружеского объятия приветствовал хранителя казны уважительным поклоном.

– Я вернулся, – молвил он.

– Я ждал этого, – ответил Корах. – Ты очень возмужал.

Легкое подобие улыбки пронеслось по заросшему бородой лицу Моше.

– Я так долго жил в пустыне у мидианитов, что совсем забыл дорогу сюда. – Оба слегка усмехнулись. – Кстати, всей жизнью признателен тебе за совет пойти к Итро. Его дочь уже много лет моя жена и сестра. И там… там я встретил Его. – Моше медленно воздел глаза к небу.

– Обо всем этом я мог только догадываться и представлять себе в лицах и числах, – Корах указал Моше на кресло. – Расскажи мне о Нем.

– Конечно, но несколько позже, – Моше слегка запнулся. – Ты мог бы собрать совет старейшин? Мне нужно поговорить с ними.

Вечером того же дня в доме Кораха собрались наиболее почитаемые представители двенадцати колен Израиля. Одни смотрели на пришельца с недоверием, другие с надеждой.

– Многие из вас помнят меня по временам моей юности, – начал Моше. – Я был воспитан во дворце фараона и руководил тогда стройками Раамзеса и Питома. Мне потребовалось время понять, а главное почувствовать, что я, министр северного царства, на самом деле являюсь частью угнетаемого народа. Несколько раз я пытался привлечь внимание фараона, чтобы смягчить жизнь несчастных, однако никто из совета меня не поддержал. Рамзес отнесся к моим словам с полным непониманием – почему ни с того ни с сего меня заботит судьба его рабов. С каждым упоминанием об иврим раздражение владыки нарастало. А тут еще эта история с убийством египетского надсмотрщика. Если бы я тогда вернулся во дворец, фараон бы, конечно, простил мне – кого интересует какой-то надсмотрщик. Но он взял бы с меня слово сосредоточиться на строительстве городов и больше не докучать ему нелепым заступничеством. Именно этого я и опасался. Окажись я в такой ситуации, руки мои оказались бы связаны, и вряд ли мне бы удалось вырваться из этих пут. Поэтому я бежал, как от погони, оставив свою прежнюю жизнь на заклание, словно праотец Ицхак. Ведь он согласился принести себя в жертву всесожжения, следуя указанию Бога для его отца, Лунного Странника.

Среди старейшин прошелестел одобрительный шепот.

– Мой старший друг и наставник Корах, да благословятся дни праведника, направил меня в землю мидианитов, в стан к верховному жрецу Итро. Только со временем я постиг дальновидность и мудрость этого совета. Во-первых, Итро был единственным, кто заступился за сынов Израиля, когда фараон и его советники строили планы их порабощения, а то и истребления. А во-вторых, со временем я стал мужем его дочери Ципоры. Я многому научился у моей жены и ее отца, и ни на минуту не жалею о своем побеге из Мицраима. Сейчас же дорогу сюда мы преодолели вместе с двумя нашими сыновьями.

Присутствующие слушали молча. Слова Моше вызвали заинтересованность даже у тех, кто вначале скептически отнесся к его появлению. Судя по благосклонным покачиваниям голов, можно было заключить, что речь его по душе седобородым старцам.

– Теперь о главном: я здесь потому, что Он послал меня.

Вряд ли появившаяся на горизонте туча саранчи или внезапно обрушившаяся на Египет тьма произвела бы большее смятение среди присутствующих, чем последние слова Моше. Кто-то вскрикнул, другие повскакали с мест, иных затрясло от волнения.

За сотню с лишним лет египетского рабства в среде иврим появились смельчаки, объявившие себя пророками Всевышнего и вещавшие разного рода идеи освобождения. Но благие их намерения ничем хорошим не кончались. Старейшины Израиля предлагали им пройти проверку, для выявления истинности их слов. Ни один самопровозглашенный пророк до сего дня такого освидетельствования пройти не смог. В лучшем случае их путь заканчивался на тяжелых работах в глиняных ямах, в худшем – их могли придать побиению камнями за лжепророчество. Таким образом, заявление о своем общении с Богом, а то и о родственной связи с ним, несло в себе известный риск непризнания со всеми вытекающими последствиями.